Прошли годы. Кэррик горевал, а леди Гвен исполняла свой долг жены и матери. Дети были источником радости для нее. А ухаживая за цветами, она вспоминала свою любовь. И, хотя ее муж был неплохой человек, ему не удалось затронуть тайные глубины ее сердца, которое оставалось молодым, полным смутных девичьих желаний, хотя лицо и тело старились, и сама она уже давно перешагнула рубеж молодости.
— Как печально.
— Да, печально, но и это еще не вся история. Для эльфов время течет иначе, чем для людей. И однажды настал день, когда принц снова оседлал своего крылатого коня, но теперь он отправился в самое сердце моря. Он нырял все глубже и глубже, пока не достиг его. Он собрал его биение в свою серебряную сумку и превратил его в сапфиры. И снова он пришел к леди Гвен, чьи дети уже нянчили своих детей, а ее волосы побелели, и глаза подернулись дымкой. Но принц видел только юную Гвен, которую он любил и по которой он тосковал. Сапфиры легли сверкающим покрывалом у ее ног:
«Это сердце моря. Знак моей верности. Прими их и меня, и я отдам тебе все, что имею и даже больше».
И только сейчас, обладая мудростью своих лет, Гвен поняла, что она наделала, отказавшись от любви ради долга, ни разу не попытавшись поверить своему сердцу. И поняла, что наделал он, предлагая ей драгоценности, но ни разу не предложив самого главного, того, что привело бы ее к нему.
Не осознавая, что делает, Эйдан накрыл пальцы Джуд своей ладонью. И они сидели, словно связанные невидимыми нитями, а маленький лучик солнца снова заплясал на поверхности стола.
— То, чего она не услышала от него, были слова любви: ни страсти, ни тоски, ни постоянства. Гвен ждала от него слов любви. Но теперь она была стара, и годы согнули ее, некогда ходившую с высоко поднятой головой. И она знала, что принц эльфов бессмертен, а ее время уже ушло. Смахнув горькие слезы старой женщины, она сказала ему, что ее жизнь подошла к концу, но, если бы вместо драгоценностей он принес свою любовь, если бы он говорил о любви, а не о страсти, тоске, верности, возможно, тогда бы ее сердце победило чувство долга: «Ты был слишком горд и слишком слеп, чтобы увидеть то, о чем молило мое сердце».
Ее слова рассердили его. Ведь раз за разом он приносил свою любовь так, как умел и мог. И перед тем как уйти в этот, последний раз, он проклял ее. Она не будет знать покоя, она будет ждать, как ждал он, год за годом, совсем одна, пока чистые сердца не встретят друг друга и не примут дары, которые он предлагал ей. Три встречи. Три предложения. И только тогда заклятие будет снято. Он вскочил на своего коня и улетел в ночь, а драгоценности у ее ног вновь превратились в цветы. В ту же ночь она умерла, и каждый год на ее могиле распускаются цветы, а дух леди Гвен, прекрасный, как молодая девушка, ждет и оплакивает потерянную любовь.
Джуд чувствовала, что вот-вот расплачется. И еще ее терзало какое-то странное беспокойство.
— Почему он не пришел за ней потом, не сказал, что все это неважно, что он любит и не может жить без нее?
— Потому что эта история закончилась так, как она закончилась. И почему бы тебе не признать, Джуд Франциска, что мораль этой сказки такова — доверяй своему сердцу и никогда не отталкивай любовь.
Она одернула себя, осознавая, что приняла эту сказку слишком близко к сердцу, даже за руки с Эйданом держалась.
— Может быть. Но верность, долг может дать, пусть не яркую, но долгую и наполненную смыслом жизнь. Драгоценности, хотя и довольно впечатляющие, не были ответом, которого она ждала. Ему следовало оглянуться назад, чтобы увидеть, как она хранила цветы, бывшие когда-то драгоценными камнями.
— Я же говорил, что у тебя здравый ум. Да, она хранила его цветы, — Эйдан легонько щелкнул пальцем по лепесткам цветов, стоящих в бутылке. — Она была простой женщиной с простыми мыслями. Но в сказке кроется больший вопрос.
— И какой же?
— Любовь, — их глаза встретились. — Любовь независимо от времени, препятствий остается навсегда. Теперь они ждут, когда проклятие завершит свой круг, а после соединятся в его серебряном дворце, что прямо под Холмом Фей.
Ей необходимо дистанцироваться от истории и заняться рассуждениями и объяснениями. Анализом.
— Очень часто в таких легендах есть дополнения: задания, поиски, предметы. Даже в фольклоре награда редко достается просто так. Для таких историй традиционен символизм. Девушка без матери заботится о пожилом отце, молодой принц на белом коне, использование таких элементов, как солнце, луна, море. Очень мало говорится об ее муже, словно он — средство, используемое для того, чтобы влюбленные не могли быть вместе.
Деловито записывая, она глянула вверх и увидела, что Эйдан в задумчивости смотрит на нее.
— Что?
— Мне нравится, как ты переключаешься туда и обратно.
— Не понимаю, о чем ты.
— Когда я рассказывал эту историю, твой взгляд был мягким и мечтательным, а сейчас ты сидишь прямая и такая правильная, очень деловая и разбираешь очаровавшую тебя историю на составные элементы.
— Насчет последнего ты абсолютно прав. И у меня не было мечтательного взгляда.
— Мне лучше знать, ведь я смотрел на тебя, — в его голосе снова появилась обволакивающая теплота. — У тебя глаза морской богини, Джуд Франциска, огромные и туманно зеленые. Они постоянно у меня в голове, когда тебя нет рядом. Что ты на это скажешь?
— Я скажу, что у тебя хорошо подвешен язык, — она встала, не зная, за что схватиться, какое дело себе придумать. И больше ей ничего не пришло в голову, как поставить чайник на плиту. — И поэтому твоя история получилась такой занимательной. Я бы хотела услышать еще таких легенд, чтобы сравнить с теми, что рассказывала моя бабушка.
Она повернулась назад и подпрыгнула от неожиданности. Эйдан стоял прямо позади нее:
— Что ты делаешь?
— Сейчас — ничего. — Окружаю тебя со всех сторон, разве не так? Подумал Эйдан, но постарался придать голосу легкость. — Я счастлив тем, что рассказываю тебе сказки, — он осторожно оперся руками о газовую плиту у нее за спиной так, что Джуд оказалась в кольце его рук и тела.
— И если хочешь, ты можешь как-нибудь тихим вечерком прийти в паб и найти там много желающих рассказать какую-нибудь сказку.
— Хорошо, — паника, подобно летучей мыши, заметалась в ее животе. — Это хорошая идея и я обязательно…
— Тебе понравилось в пабе вчера? Музыка?
— Ну-у-у-у… — от него исходил запах дождя и мужчины, и она не знала, куда девать свои руки. — Да, музыка была замечательной.
— Ты такой раньше не слышала? — он был близко, совсем близко, и даже мог видеть тонкий янтарный ободок между шелковой чернотой ее зрачков и туманной зеленью радужки.
— Ну, я знаю некоторые из песен, что играли вчера. Еще чаю?
— Я не против еще чашечки. Тогда почему же ты не подпевала?
— Подпевала? — нервы осушили ее горло и превратили его в пустыню
— Я наблюдал за тобой большую часть времени. И ты ни разу не запела: ни припев, ни куплет.
— Ах, это. — Пусть он отодвинется, он забрал весь ее воздух. — Я не пою, только если нервничаю.
— Это на самом деле так? — глядя ей в глаза, он подвинулся еще ближе, и его тело, скользнув, изумительным образом вписалось во все изгибы тела Джуд.
Теперь она знала, что делать со своими руками. Она быстро подняла их вверх и уперлась в грудь Эйдана:
— Что ты делаешь?
— Хочу услышать, как ты поешь, и поэтому заставляю тебя нервничать.
