сопутствующих каждому новому опыту гибридизации. Необходимо взвесить и учесть не только растительную биографию и родословную каждой скрещиваемой особи, но и всю совокупность дальнейших воздействий на гибрид: выбор «менторов», то-есть агентов вегетативной гибридизации, климат, почву, питание, применить даже, в случае надобности, целый ряд искусственных стимуляторов — химизацию, электризацию, световое воздействие и так далее.
Именно поэтому так тщательно и углубленно изучал Мичурин условия внешней среды, а также филогенезис, то-есть видовую историю каждой растительной формы, избираемой им для скрещиваний. Все интересует его — и климат, и рельеф местности, где произрастают нужные ему растения, и их история, в пределах, доступных для изучения, а порой даже и для гипотез, догадок.
Выписывая семечки или пыльцу ценных сортов из Европы или Америки, Мичурин с такой же углубленностью изучает, как мы уже видели это на примере роз, их историю, обстановку и время возникновения.
Мичурин зло высмеивал людей, которые пытались подойти к селекции без серьезного предварительного изучения производителей и условий гибридизации и последующего воспитания гибридов.
Делом чести, делом всей жизни для Ивана Владимировича Мичурина была борьба с антинаучным подходом к садоводству и растениеводству вообще. Вспомним, сколько научной кропотливости, строгости, тщательности проявил он при изучении законов гибридизации на розах.
Недаром в 1908 году журнал «Русское садоводство, плодоводство и огородничество» в статье, посвященной более чем тридцатилетним в ту пору трудам Мичурина, писал о нем:
«Иван Владимирович Мичурин ежегодно обогащает новыми сортами не только отечественную «Помону»[37] но и отечественную «Флору» [38], так как честь выведения у нас в России новых роз, да вдобавок еще в выносливых грунтовых сортах, принадлежит опять-таки И. В. Мичурину.
Русское садоводство в лице Мичурина располагает не только огромной и выдающейся, но еще небывалой до сих пор у нас научной силой».
В этом же 1908 году Мичурин обнаружил в другом столичном журнале «Прогрессивное садоводство и огородничество» заметку об актинидиях. Известный растениевед Кессельринг описывал это растение как совершенно неведомое русским садоводам, причем отмечал его выдающиеся вкусовые качества.
Но Кессельринг, конечно, не знал, что еще в 1886 году в садовом дневнике Мичурина была упомянута актинидия среди исключительной по богатству коллекции молодого новатора-исследователя.
С тех пор лрошло больше 20 лет, было совершено два громоздких, сложных переезда — в Турмасово и на полуостров. Уникальный коллекционный экземпляр актинидии был утрачен Иваном Владимировичем. Но с юношеским огнем схватился пятидесятитрехлетний ученый за напоминание Кессельринга.
Немедленно полетели от Мичурина письма к его дальневосточным корреспондентам — охотнику- зверолову Худякову, на станцию Раздольная, близ Владивостока, к любителю садоводства Стрелецкому, на станцию Иман, к Седлярскому-Огородникову, на станцию Пограничная, к штабс-капитану Новгородову — во Владивосток, к Ефремову — в Благовещенск на Амуре.
Всех их Мичурин просил разыскивать и присылать ему все, относящееся к актинидии: описания ее произрастания, черенки ее лоз, семена и, уж конечно, плоды.
Новый важный объект исследований, надолго захвативших Ивана Владимировича, появился в его творческой зеленой лаборатории. С неиссякаемой энергией истинного ученого Мичурин погрузился в специальные монографии по дальневосточной флоре Шнейдера, Фине и Ганьпэн, Комарова, прослеживает зоны распространения актинидии — Приморье, Маньчжурию и Корею, сам создает подробнейшее описание трех ее важнейших видов: Аргуты, Коломикты и Полигамы.
Это не означало, что были заброшены или приостановлены другие исследования. Нет, как раз в этом, 1908 году наибольшего размаха и напряжения достигла работа с виноградом, о которой уже говорилось выше. Целую книжку можно было уже составить из тщательно записываемых наблюдений Мичурина над гибридами Северного белого, Северного черного и Уссурийского дикого винограда.
По персикам и абрикосам в научной лаборатории Мичурина было накоплено множество ценных наблюдений. Уже сделаны были большие шаги по созданию промежуточной персиковой формы Посредник.
Актинидия не вытесняла из круга исследований Мичурина другие важные темы, она лишь расширяла этот и без того широкий круг еще более, становилась еще одним звеном в единой, слитной цепи его гигантской исследовательской работы.
Продолжали расти, набираться сил уже созданные гибриды плодовых — яблони, груши, вишни, сливы, создавались новые, и над всей этой самоотверженной работой, над всем этим сплошным научным подвигом жила, витала непреклонная, новаторская мысль Мичурина:
«Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача!»
XI. ПРИГЛАШЕНИЕ В АМЕРИКУ
Ученые сотрудники департамента земледелия США по повелению своих хозяев-капиталистов разъезжали по земному шару в поисках всего, что «плохо лежит», что могло оказаться «рентабельным» и доходным.
В самые отдаленные и малодоступные уголки мира проникали эти искатели новых растительных форм, нужных им для культивирования. Биологи-растениеводы устремлялись в дебри Африки, в верховья Нила и Нигера, в глубины Восточной и Центральной Азии; по всему свету колесили они, не стесняясь в расходовании денежных средств, не считаясь с пространствами.
Одним из таких искателей, ревностных слуг капитализма, был профессор ботаники Вашингтонского сельскохозяйственного института Франк Норрис Мейор.
Где только не побывал он — и в Индии, и на Мадагаскаре, и в Конго, и даже в таинственном Тибете, доступ куда для иностранцев был целые столетия запрещен под страхом смерти.
Интересовала Франка Мейора и необъятная Россия, простирающаяся от Черного моря до Охотского, от Памира до Ледовитого океана. Он побывал и на Камчатке, и в Забайкалье, на Алтае и в Казахстане.
Разумеется, он не мог миновать и скромный городок Козлов, обитатель которого — Иван Владимирович Мичурин — был уже к этому времени избран в почетные члены Канадского общества садоводов «Бридерс» и с точным адресом занесен в мировой справочник «Who's who in the World».
Велико было, однако, удивление американского гостя, когда он, добравшись до обнесенного проволочной сеткой небольшого сада на излучине реки Лесной Воронеж, был встречен бедно одетым человеком с седеющими висками, в потертой фетровой шляпе и в грубых, крестьянских сапогах.
В первые минуты американец даже подумал, не садовый ли рабочий его принимает в аллее питомника, приобретшего мировую известность. Но в облике этого человека с гордо поднятой головой, в его суровом, умудренном жизнью и размышлениями взгляде, в его серьезном, исполненном достоинства тоне Франк Норрис Мейор все же быстро распознал гениального творца новых растительных форм.
Сомнения быть не могло: перед Мейором был «король вишен», «сэр Джон Мичурин», к которому американский профессор приехал «на разведку».
Иван Владимирович мог без смущения показывать заокеанскому гостю свои достижения.
Он демонстрировал и ананасную на вкус Славянку, и полосатый, ребристый Трувор, и медлительную Кандиль-китайку, которая так долго заставила ждать своих плодов, и зелено-коричневого крупноплодного Олега, и желто-шарлаховый Шафран осенний.
Было чем удивить гостя. Новинки в питомнике все прибывали. Подошел к плодоношению, в частности, Шампанрен, сын Китайки и двух «отцов» — Кальвиля зимнего и Ренета шампанского. Красивые — звездчатые, кальвилевых очертаний — получились от этого гибрида плоды.
Показал Мичурин заокеанскому гостю уже почти взрослый, прекрасно окрепший сеянец, Бельфлер- китайку, происшедший от «брака» Бельфлера желтого американского с той же самой Китайкой, основой и стержнем всей гибридизаторской работы козловского новатора.
Все обширное потомство Китайки, уже плодоносившее к этому времени, показал Иван Владимирович
