все это уже когда-то было.
— Годрич снова заболел.
— Ты что, дал ему шоколад?
— Нет, я не давал, честное слово. Но мне кажется, ему плохо.
— Где он?
— В гостиной. Он такой жалкий, тетя Лизель, честно…
Лоррейн была уже там с тряпкой, ведром и дезинфицирующим средством.
— Пес болен, — заявила она. И хотя не было обычных уловок притворства, к которым Годрич прибегал, требуя повышенного внимания, то есть закатывал глаза, скулил и тому подобное, он выглядел слабым и вялым. А его глаза, обычно такие живые, были тусклыми и смотрели неподвижно.
— Пожалуй, лучше отвезти его к ветеринару, — быстро сказала Лизель. — Пойди позвони маме, попроси ее приехать домой из супермаркета, скажи, что нам нужна машина.
Но когда Лизель попыталась поднять Годрича, он завыл от боли.
— Придется попросить приехать ветеринара… — Она позвала Алекса назад. — Не волнуйся, они кого-нибудь обязательно пришлют.
Она достала телефон из заднего кармана брюк и быстро набрала номер.
— Здравствуйте, это Лизель Эллис из «Рога изобилия». Боюсь, наш пес опять нездоров. Я бы привезла его, но он не желает двигаться. И каждый раз, когда я пытаюсь поднять его, стонет от боли… Нет, я понимаю, что он показушник получше, чем Девид Блейн, но на этот раз, я думаю, он действительно болен. И я очень беспокоюсь. Вы пришлете кого-нибудь? О, большое спасибо. — Она щелкнула Алекса по носу, бедняга чуть не плакал.
После двадцати минут и нового приступа рвоты на дорожке показался серебристый «вольно». Лизель и Лоррейн наблюдали за машиной из холла.
— Нет, это не доктор, это не его автомобиль, — сказала Лизель.
— Но мы не ждем гостей, никто не бронировал номер, — возразила Лоррейн.
— Может быть, кто-то просто проезжал мимо и решил поинтересоваться, нет ли свободных мест?
— Не думаю, чтобы кто-то просто так разгуливал в резиновых сапогах.
Они наблюдали, как незнакомец вышел из машины. Он был небольшого роста, темноволосый, на носу круглые очки, как у Джона Леннона, и не только очки, но и прическа у него была в стиле «Битлз». Лицо приятное, а улыбка скорее застенчивая.
— Нет, это точно ветеринар, — сказала Лоррейн, глядя на большую сумку врача, которую гость нес в руке, и куртку от «Барбур», в которую был одет.
— Но не тот ветеринар, которого я ждала… — тихо пробормотала Лизель, удивленная своим собственным признанием и тем разочарованием, которое внезапно ощутила.
— Добрый день, вы вызывали ветеринара?
Что ж, все устроилось. Это действительно ветеринар. Просто не тот ветеринар.
Он протянул руку:
— Эдриан Ли.
О, конечно. «Спенсер, Чайлдз и Ли».
У Лизель был шанс получить одного из трех, а именно красавчика Спенсера, но на этот раз удача изменила ей. Сегодня дежурил Ли.
Лизель постаралась спрятать свое разочарование. В конце концов, человек был здесь, потому что болен пес, а не потому, что она заболела любовной горячкой… У-упс, эта мысль проникла в ее голову, как Годрич в буфет. Что? Она влюблена? Нет! Ни за что! Она даже не знает этого мужчину. И он определенно не в ее вкусе. И потом, у нее период затворничества, она обещала себе сделать перерыв в романах. Первый инстинкт всегда верный: она поклялась что «никаких мужчин летом», и будет верна клятве.
— Соберись, Лизель, — пробормотала она. И, выдавив благодарную улыбку, поздоровалась с Эдрианом Ли и повела его в гостиную, где Годрич лежал на ковре, положив голову на колени Алекса. Они оба выглядели весьма плачевно, несмотря на то, что Мэрилин вернулась из супермаркета и делала все, чтобы заверить Алекса, что Годрич непременно поправится.
Эдриан Ли склонился к ним и приветливо улыбнулся Алексу.
— Это твой пес?
Алекс кивнул.
— Моя бабушка оставила его мне. И я должен заботиться о нем.
— Что ж, не беспокойся, мы все для него сделаем. Ему нездоровится, так? Его рвало?
— Четыре раза, — кивнул Алекс и указал на Лоррейн. — Лоррейн убирала каждый раз.
— Молодец, Лоррейн. — Эдриан Ли одобрительно улыбнулся ей. И Лоррейн, стоя наготове с тряпкой, ведром и бутылкой с дезинфицирующей жидкостью в руках, страшно покраснела.
Лизель удивленно смотрела на нее. Она даже не знала, что вечно бледная Лоррейн может краснеть.
— Давай-ка осмотрим его. Должен сказать, что он выглядит виноватым…
Он осторожно ощупал живот Годрича, и тут пес поднял голову, и его вырвало прямо на резиновые сапоги доктора.
— О Господи! Извините! — воскликнула Мэрилин, словно это сделала она, а не Годрич.
— Что ж. «Лучше из себя, чем в себя», как говорила моя матушка. По крайней мере, теперь я знаю, что с ним случилось.
Эдриан Ли отошел на шаг, осторожно снял сапоги и, обследовав их, задумчиво кивнул:
— Он съел что-то такое, что вредно для пищеварения…
— Например?
— Может быть, я ошибаюсь, — указал он на рвоту, — но это обертка от шоколада. Шоколад вреден собакам, особенно когда завернут в бумагу и фольгу.
— Но он поправится? — потупив глаза, спросил Алекс.
— Думаю, да. Я, не откладывая, должен сделать ему промывание, чтобы привести в порядок его бедный желудок. Пожалуйста, молодой человек… Много воды и никакого шоколада, договорились?
Алекс кивнул, его нежное личико стало серьезным, но на нем читалось облегчение.
Лоррейн, незаметно исчезнувшая с сапогами доктора, теперь вернулась. Сапоги были чище, чем когда Эдриан Ли у них появился. Лоррейн робко протянула их ветеринару.
— Надо же, ни пятнышка. Спасибо, — поблагодарил он.
Лоррейн улыбнулась глупейшей улыбкой, а затем повернулась и убежала.
— Он уже выглядит лучше, — сказала Мэрилин, как только ветеринар уехал. Глаза Годрича обрели былой блеск, ушла тусклость и безжизненность, которая так их беспокоила. Но с тех пор как с ним все обошлось, мысли Лизель обратились к Лоррейн.
— Ты это видела?
— Что?
— Лоррейн была… не знаю, как сказать… как лунатик.
— Как лунатик? — Мэрилин немедленно представила ужасную картину: Лоррейн бродит нагишом перед ветеринаром.
— Ты понимаешь, смотрела на него во все глаза… и с таким желанием.
— О, я понимаю. Ожила. Ты думаешь, он ей понравился?
— Ну да, я так думаю.
— Что за ветеринары в этом городе и что за люди в этом отеле? Все, что нам нужно, — это чтобы теперь появился Чайлдз и украл сердце Каси. Тогда у нас будет полный порядок.
— Или твое.
— Еще чего… а впрочем… — хмыкнула с раздражением Мэрилин. — И зная, как мне везет, Чайлдз будет старичком лет семидесяти, хромой и с дурным запахом изо рта.
— И ты влюбишься в него, зная тебя и твою слабость к хромым и убогим.
— Не думаю. У меня уже есть один мужчина, который прочно обосновался в моем сердце.
— Ты не должна оставаться одинокой ради Алекса.
— Почему же?
