Друзья с отвращением посмотрели на Урибе. Вот уже полчаса, как он мешал им разговаривать.
Ривера провел тыльной стороной руки по толстым губам.
— Если вы не заставите замолчать этого кретина, клянусь жизнью матери, я разобью ему морду.
Два дня назад в притончике на улице Святого Марка Урибе напоил Рауля и трех женщин, которые были с ними. Они обмывали денежный перевод. Воодушевленный винными парами, Рауль принялся переворачивать столы и стулья, а потом гоняться за женщинами. Поймав визжавших и хохотавших подружек, он поднял их, по одной в каждой руке, и, как Геркулес, прошелся с ними вокруг стола. Никогда еще Урибе не вос-хищался им так, как в эти минуты. Гигантское мускулистое тело блистало во всей своей красоте. Рауль смеялся, Рауль целовал, Рауль любил. В самый разгар пирушки нагрянули два жандарма и увели их всех в участок. С тех пор Рауль перестал здороваться с Урибе.
— У-у, какой ужас, какой ужас! — завопил ^рибе.— Если бы вы только знали... С каждым днем он все больше становится самцом.
— А ты бабой. Лучше бы не напивался каждый раз как свинья, а смотрел бы за собой хоть немного, тогда бы с тобой не случалось того, что случается.
Рауль обернулся к приятелям и сделал им знак рукой.
— Жаль, что вы не видели его, когда он трясся от страха и подобострастно отвечал на все вопросы полицейских.
Капли дождя монотонно падали в подставленный цветной таз. Агустин откупорил бутылку водки; в тот вечер он был мрачнее обычного и старался бодриться.
— А больше они ничего не сказали? — спросил он у Риверы.
— Нет. Ничего. Во всяком случае, я не помню.
— Удивительно,— проговорила Анна,— как они могли пронюхать.
— Ничего они не пронюхали,— вмешался Паэс.— Мы сами несколько часов назад впервые услышали имя Гуарнера. Откуда они могли знать о нем?
— Телепатия,— сыронизировал Кортесар.
— Просто они слышали звон, да не знают, откуда он. А делают вид, будто им все известно.
— А мне кажется,— сказал Рауль,— они просто боятся, что мы их обойдем.
— Верно,— подтвердил Кортесар.— Надо показать себя, и они лезут первые. Наше дело действовать осторожно и последовательно.
— У нас все необходимое под рукой. Надеюсь, все готовы.
— Херардо с его приятелями — это просто шайка трусов. Я всегда знал, что они не осмелятся идти до конца.
— Я уже говорил об этом,— начал Мендоса,— тот, кто не уверен в себе, пускай уходит. Осуждать никто не станет.
Он окинул взглядом собравшихся. Все глаза были устремлены на него: это походило на безмолвный опрос, во время которого каждый старался выглядеть как можно уверенней.
Маленький Паэс с плохо скрываемым любопытством уставился на Давида.
— Если у кого есть что сказать, так, я думаю, сейчас самое время.
Кортесар прочистил горло.
— По-моему, самое важное — это разработать план покуше- пия. Мы говорили о Гуарнере и о способах нападения на него. Но мы не обсуждали последствий.
— Гуарнер принимает каждое утро,— пояснила Анна.— Нет ничего проще добиться у него приема. Любой из нас может прийти к нему под видом журналиста. У него только две горничные и секретарь. Привратница немного любопытна, но мимо нее все- таки можно проскочить. Единственная трудность — это выйти незамеченным, а потом в машину, и через десять минут — ищи ветра в поле.
— А не лучше ли пойти двоим? — спросил Давид.— Пока один будет разделываться с Гуарнером, другой будет караулить.
Агустин отрицательно покачал головой.
— Нет. Никаких помощников. Один всегда вызывает меньше подозрений. Убивать должен один, он и отвечать будет за все. у
Крупные капли дождя /заглушавшие его слова, хлестали по стеклам. Взбудораженные птицы, точно обезумев, искали убежища под кровлей дома. Дождь все усиливался.
— В данном случае,— сказал Кортесар,— обстоятельства нам благоприятствуют. И нет нужды попрекать друг друга.
— Херардо и канарцы в курсе дела,— вставил Давид.— Может быть, мы празднуем победу раньше времени?
— Херардо жалкий трус,— ответил Рауль.
— Да, но мы плохо начинаем.
— Ты что ж, думаешь, они проговорятся?
— Да никогда на свете!
— Самое важное,— вмешался Агустин,— это уметь сохранять хладнокровие. Стоит выскочить на улицу, и дело в шляпе.
Анна считала все эти разговоры бесполезными. Ей казалось, что стоит кому-либо узнать о покушении, как всю страну охватит тревога. Убийство старого депутата взбудоражит всех. Все всполошатся. И каждому из них придется отвечать.
Ривера перебил ее:
— Я думаю, прежде всего мы должны выбрать того, кто совершит покушение, и разработать план действий.
Снова раздался голосок Урибе, визгливый и надтреснутый, словно он вырывался из тряпичной глотки.
— А все дело в том, что Рауль прямо умирает от желания пальнуть из пистолетика.
В сдвинутой на затылок шляпе, скривив толстые губы под черными усами, в расстегнутой на груди рубахе, Ривера воплощал собой презрение.
— Дерьмо,— сказал он.
Агустин поднял с пола откупоренную бутылку водки и поднес ее к губам.
— Об этом еще никто не говорил.
Прежде чем продолжить, Мендоса покрутил бородку.
— Итак, избрание состоится в ближайший «чумный день» жеребьевкой. У всех нас достаточно времени, чтобы все обдумать, мы можем подготовить настоящий праздник смерти,— он улыбнулся.— Идея, правда, не моя, а Танжерца, но в ней есть своя изюминка.
Он замолчал, налил себе водки и, прежде чем выпить, повертел рюмку в руках.
— Между страницами книги положим столько соломинок, сколько человек будет участвовать в жеребьевке, так, чтобы верхние концы соломинок выглядывали наружу. Одна соломинка будет короче других. Кто ее вытянет, тот и будет исполнителем,
— Ты это вычитал в книжках о пиратах?, — спросил Кортесар.
Мендоса расхохотался.
— Да, они валяются у меня под столом. Лола очень любит их читать.
И он показал всем несколько книжек в ярких потрепанных обложках: «Индус-волшебник», «Смерть на крыльях бабочки»,
— Сознайся, они тебе тоже нравятся,— сказал Паэс»
Агустин скорчил рожу.
— Я от них без ума.
Кортесар томным голосом протянул:
— Так много всяких дел...
Все рассмеялись.
— А кто положит соломинки в книгу?
Урибе подхватил вопрос на лету.
— ...Рука невинного младенца.
Все посмотрели на него: он вылез из своего темного угла и, казалось, не мог найти себе места.
