Мои братья еще маленькие и ничего не понимают. Они смеются.
— Что будет потом? — спрашивает Камилла быстро.
— Потом мы пойдем в дом.
Винцент скрутил в пучок гибкие веточки орешника.
— Это наша гостиная. Ты знаешь ее. Здесь висит знаменитый Лампи. Здесь стоит рояль. Ты садишься за него, как моя мама, и что-то играешь мне. Окна открыты. Остальные, в саду, тоже слышат, как ты играешь. Мама говорит: «Камилла играет прекрасно».
— Но я не умею играть на рояле.
— Ты научишься. Так, садись. Это стул для рояля.
Он прислонил Камиллу к стволу дерева, сам сделал то же самое и закрыл глаза.
— Я стою рядом с тобой. Слушаю.
Камилла засмеялась:
— Ну хорошо. Я в самом деле играю без ошибок? Как хорошо, что теперь меня приглашают к вам не только для того, чтобы помочь варить варенье. А дальше, Винцент, что дальше? Я сыграла пьесу до конца.
— Да. Что дальше. Я думаю, мы пойдем в библиотеку. Я покажу тебе свои книги. Ты любишь книги?
Камилла кивнула.
— Ах, — сказала она и погладила нежные иголки молодой пихты. — У Винцента так много книг. Ты дашь мне почитать?
— Ты можешь взять любую, не спрашивая.
— Хорошо. Но мой визит на этом не закончится?
— Конечно нет. Мы идем на чердак. Оттуда видно, где ты живешь.
— Нет, спасибо. Этого я не хочу видеть.
— Тогда мы посмотрим в сторону Вегерера, а потом дальше, на церковь. Можно даже увидеть трамвай.
— Я вижу голубые окна церкви, — сказала Камилла, поднявшись с Винцентом по воображаемой лестнице.
— Я же говорил тебе. Отсюда открывается прекрасный вид. Сады, сады, а вверху на холме — виноградник.
— Мы смотрим поверх дома инженера.
— Естественно. Он не может помешать нам. Нам ничто не может помешать.
— Что ты делаешь? Куда ты поворачиваешь меня? Винцент!
— Не бойся. Сейчас мы съезжаем вниз по лестничным поручням. Я всегда так делал раньше. Я впереди, ты за мной. О Боже, какая скорость.
Быстрым рывком он заставил ее опуститься вниз, она почти сидела на его коленях, здоровой рукой он обнимал ее.
— Винцент, — сказала Камилла, смутившись, и попробовала освободиться из его объятий. — Так нельзя. Смотри-ка, к нам идет твоя мама.
— Ну что же. Действительно, придется отпустить тебя ненадолго. Мама спрашивает, не хочет ли Камилла остаться у нас. Что скажешь?
— Я отвечаю: «Да, охотно».
— Отлично. Решено. Только в конце нашей прогулки.
— Нет, хватит, — сказала Камилла и закрыла глаза. — Я устала. Давай просто посидим.
— Согласен. Но сначала произойдет нечто из ряда вон выходящее, отчего захватывает дыхание.
— Что? — спросила Камилла и закрыла глаза.
— Мы спускаемся вниз, — ответил Винцент, чуть наклонил ее голову и убрал волосы со лба. — Ты чувствуешь, становится все холоднее.
— Винцент, где мы? Я боюсь.
— Мы в погребе. В огромном, пустом погребе барона Ротенвальда. Здесь темно, но ты не должна бояться. Нас никто не видит. С тобой только я. Ты хочешь быть со мной?
— Да, — сказала Камилла.
Их губы впервые встретились. Сначала лишь на долю секунды, а потом все время принадлежало только им одним.
— Сколько ты еще пробудешь здесь? — спросила Камилла, прежде чем они оторвались друг от друга.
— Может быть, две или три недели. Потом я должен освободить место для других. Так как мне не дали отпуска, то меня снова отправят на фронт.
— Разве ты уже настолько поправился, что можешь ехать на фронт? Это сумасшествие, — сказала Камилла.
— Я не хочу об этом думать и говорить, пока ты со мной.
— Я скоро уеду домой. Двадцать восьмого начинаются занятия в школе.
— Ты сразу же должна написать мне.
— Я тебе уже писала один раз, — сказала она.
— Ах да, — ответил Винцент. — С тех пор прошло столько времени. Мне не удалось тогда ответить.
— Ничего, — сказала Камилла, разом забыв о долгих днях ожидания. — А почему ты хотел, чтобы я тебе написала?
Теперь Винцент уже не помнил, как удивился несколько недель тому назад, получив письмо от Камиллы. В эти минуты он был убежден, что никогда не желал ничего так сильно, как получить это письмо.
— Я хотел, чтобы ты была ко мне ближе, — ответил он. — Да, это было моим единственным желанием.
— Теперь я совсем близко, — сказала Камилла.
Послышался крик кукушки. Он то отдалялся, то приближался, то вдруг обрушивался на них из облаков. В трещине стены зеленой молнией мелькнула ящерица. Винцент взял руку Камиллы и сжал ее пальцы. На их разгоряченных лицах отражалось удивление от познанного ими хрупкого счастья.
Девочка не понимала, что происходит со всеми в это воскресенье.
Утром вся семья, как всегда, была на службе в церкви. Дома осталась только Камилла. Она хотела пойти на вечернее благословение. По пути в церковь Рената изо всех сил старалась заслужить внимание Петера, но ничего не добилась. Другие были тоже не очень-то разговорчивы, и Рената прошла с опущенной головой мимо ненавистной ей теперь скамейки у обелиска. Обычно она с радостью ходила на службу, любила стоять в сумеречной прохладе монастырской церкви, которая находилась в стороне от дороги, так что посторонние должны были сперва расспросить о ее местонахождении. Она замечала, как присутствующие тайком бросали взгляды на семью Ахтереров, ей нравилось сидеть на скамейке в первом ряду, где их места никто не занимал. Она с беспокойством ждала первых трубных звуков органа и потом чувствовала, как мурашки бегут по ее спине и горлу. Тогда она крепко прижимала большим пальцем открытую страницу молитвенника. Она успокаивалась только тогда, когда ее светлый тонкий голосок подхватывал первое песнопение. Ее глаза скользили по картинам, по фигурам святых. Она непременно должна была взглянуть на ужасного дракона, который наделал много бед на одной из картин купола и которого храбрый архангел Михаил потом поразил мечом. У дракона было семь голов, и она все время задавалась вопросом, с какой начал архангел и что тем временем делал дракон с остальными своими головами? Рената не хотела сознаваться себе, что это ужасное животное нравилось ей. Она знала, что если потихоньку перевести глаза на другую половину купола, то навстречу ей прыгнет в злом наступательном порыве еще не раненный дракон. Его крылья были широко распростерты, хвост загнут кверху, из огромной пасти с кривыми зубами била, пенясь, струя воды. Перед драконом бежала, подняв в отчаянии руки и моля о помощи, женщина в бело-голубых одеждах. Рената никак не могла понять, почему она идет, а не летит с
