помощью своих красивых, легких крыльев. На этой бесконечной картине было много других фигур, но всех их догнал изрыгающий пену дракон. Святой Флориан, который из маленького кувшина пролил лишь две ненужные капли замерзающей воды на горящий замок, не шел ни в какое сравнение с драконом.
Святой Доминик, в ногах которого лежала маленькая собачка, ей тоже нравился. Она любила смотреть и на бледную монашку с лилией и терновым венком. У монашки был очень печальный вид, и Рената в перерыве между песнями время от времени подбадривающе смотрела на нее.
Когда настоятель наконец всходил на кафедру, то он, рассказывая прекрасные притчи, всегда — в этом она была убеждена — смотрел на Ахтереров, а во время нравоучений — на остальных детей церкви, поэтому Рената никогда не обращала на них внимания.
Но в это воскресенье все было по-другому. В это воскресенье картины и фигуры потеряли свою привлекательную силу, а орган звучал однотонно, так же как вечно одни и те же песни. Отец настоятель тоже все время отвлекался, несколько раз оговаривался, путал притчи, прихожане чувствовали себя неспокойно. Когда всех обходили с чашей, у Ренаты не нашлось ни одной монетки. Она удивленно смотрела на солдат в серых формах, которые теснились на задней скамейке и бросали в чашу крупные купюры.
Среди солдат был и прапорщик Винцент Ротенвальд. Он не обратил внимания на Ренату, потому что редко видел ее раньше. Рената тоже не знала, как близко в этот час был от нее прапорщик Винцент Ротенвальд.
После обеда все опять пошло вкривь и вкось. Никто не пошел на обычную совместную прогулку. Ганс Ахтерер что-то писал, его жена молча намывала гостиную, Петер, его братья и сестры разбрелись по дому. Камилла, которая наконец-то осталась дома, с Ренатой, бродила по комнатам словно во сне. «Я не могу сейчас разговаривать с тобой», — сказала она Ренате, закрыла глаза и опустила голову.
Вечером хозяин попросил обеих девочек пойти с украинцами на реку, чтобы помыть лошадей. Рената вскочила, вне себя от радости, но Камилла сказала, что собирается в церковь. Однако Ганс Ахтерер не позволил ей. Они ушли. Украинцы гнали лошадей, девочки шли за ними, неся в руках большие щетки. Дорога вдоль леса поднималась круто вверх, это не давало поводов для веселых разговоров. Украинцы старались унять беспокойных, страдающих от надоедливых мух животных. Камилла шла, поджав губы и не произнося ни слова. На половине пути она сунула Ренате свою щетку, сказав: «Я приду к вам попозже», и ушла. Рената отчаянно кричала ей вслед, потом с трудом догнала мужчин и лошадей и постаралась подавить слезы.
На реке все прошло очень быстро. Украинцы торопились и нетерпеливо мыли потных лошадей, которые затем медленно и с наслаждением, вытянув вперед узкие головы, поплыли к маленькому островку на реке. Рената осталась одна на берегу. Она собирала в пучки стебельки травы и прислушивалась к голосам мужчин и фырканью лошадей, доносившихся с другого берега. Скоро все отправились в обратный путь. На опушке леса к ним присоединилась Камилла, знаками попросив всех молчать.
Во дворе стояли Ганс Ахтерер и настоятель. «Он не рад, что мы уже вернулись», — подумала девочка. Из дома вышли солдаты. Они поздоровались с Камиллой, но она не ответила им и быстро убежала в дом. Рената послонялась еще немного по двору. Она слышала, как один солдат тихо и настойчиво говорил что-то Гансу Ахтереру. Разговор шел о Камилле.
Вечером Грета Ахтерер позвала к себе Камиллу, а чуть погодя и Ренату. Когда девочка вошла в комнату, Камилла стояла, прислонившись к стене, и смотрела в пол.
— Куда вы с Камиллой ходите заниматься? — спросила крестьянка.
— В монастырь, — ответила Рената, помедлив и стараясь поймать взгляд Камиллы. Но ее подруга не поднимала головы.
— Камилла все время сидит с тобой?
Мысли ребенка быстро закружились. Большим пальцем она стала чертить по столу. Грета ждала.
— Она сидит со мной, пока я все не пойму, — сказала наконец девочка. Она знала, что этого ответа Грете будет недостаточно. Она очень хотела, чтобы Камилла посмотрела на нее взглядом заговорщика, но та глядела в окно.
— А потом? — спрашивала Грета Ахтерер дальше.
Рената знала по опыту своей короткой жизни, что лжет она неумело и ее всегда выводят на чистую воду. Ей становилось стыдно, и она решала впредь говорить только правду. Но врать тете Грете было особенно нехорошо. Рената торопливо подошла к ней и в нерешительности стала крутить пуговицу ее платья.
— Тетя Грета, — сказал она тихо, уткнувшись в платье, — у Камиллы есть тайна, большая тайна.
— Ты знаешь какая?
— Нет, — ответила девочка.
Ренату отпустили. Грета Ахтерер сказала, что, пока она будет у них, ей можно больше не заниматься математикой.
Девочка ждала Камиллу. Она ждала, когда кончится этот день, который отличался от других дней как солнце от луны. «Я очень хочу, чтобы наступило завтра», — сказала она тихо, убирая задачник обратно в портфель.
Пришла Камилла, но на Ренату не обратила никакого внимания, а села к окну и стала смотреть вдаль, на стены монастыря. Рената попыталась узнать, злится на нее Камилла или просто грустит. Она повернулась на своем стуле так, чтобы Камилла могла видеть ее, и неудобно устроилась на корточках на плетеном сиденье стула.
— Ты предала меня, — сказала Камилла, когда прошла целая вечность. — Хоть ты не знаешь моей тайны, но все равно не должна была ничего о ней говорить.
— Что мне было делать? — спросила девочка в отчаянии.
Камилла молчала.
— Нужно было соврать? Скажи.
Камилла повернулась к Ренате спиной и закрыла лицо руками. Потом она налила воду в большую каменную чашу и опустила туда лицо. Когда она выпрямилась, Рената увидела, что оно красное и заплаканное.
— Ты плачешь, — сказала девочка, и ей стало больно от сознания своей невольной вины. — Значит, мне все-таки нужно было соврать.
— Я думаю, — сказала Камилла, — это не помогло бы.
В полночь они проснулись. Со двора долетали крики, громкое пение и голос Ганса Ахтерера, который что-то приказывал. Но его голос перекрывал хохот. Девочки побежали во двор. Там танцевали, держась за руки, украинцы. Они были пьяны.
Камилла знала, что через несколько дней приедет инженер, чтобы забрать дочь. Она тоже уедет с ними.
Камилла не открыла свою тайну хозяйке и выслушала все упреки молча. Грете было известно, что Камилла, вопреки ее предостережениям, много раз бывала в госпитале. Камилла не отрицала этого. Она равнодушно выслушала слова Греты, внушавшей ей, что ее неосторожное, своенравное поведение может повредить встречам настоятеля и солдат. Холодно она встретила и упреки Греты в том, что на нее обратил внимание медперсонал, а у военного священника возникли подозрения на ее счет. Грета хотела знать о причине такого поведения Камиллы, но считала, что та сама должна обо всем рассказать. Однако ее попытки узнать правду потерпели поражение. Камилла молчала.
Камилла думала о том, что сказал ей Винцент, когда она, бросив Ренату на полпути к реке, запыхавшись и с большим опозданием пришла к нему.
— Почему ты заставляешь меня так долго ждать? Когда тебя нет со мной, я начинаю бояться. Как раньше.
У них было очень мало времени.
— Я приду завтра вечером, — сказала Камилла. — Я заберу тебя отсюда. Как всегда.
Теперь это было невозможно. Чтобы увидеть Винцента снова, нужно было что-то придумать. По крайней мере, послать ему какую-то весточку. Чтобы он не боялся.
Рената слонялась по дому и искала свою подругу. Наконец она обнаружила ее в кладовке. Та сидела в темноте на корточках перед деревянной бочкой. Девочка осторожно, чтобы не задеть паутину, подошла к
