Все обернулись. Чезаре стоял, склонившись над столом, и у Лючии мелькнула пугающая мысль, что он украдкою хватил отравленного вина – и теперь задыхается. Да нет, Фессалоне, помнится, говорил, что яд действует медленно, первые, самые невинные признаки будут заметны лишь через четверть часа. Да и Чезаре вовсе не задыхается. Он… быть этого не может! Он смеется, что ли?!
Верно, такое подозрение мелькнуло и у Лоренцо.
– Да ты смеешься, негодяй?! – взревел он, и Чезаре стал по стойке «смирно»:
– Кто? Я? Я смеюсь? Господь с вами, синьор! Да разве бы я осмелился?! – Он даже глаза вытаращил, ужасаясь такому святотатственному предположению. – Никогда в жизни, да поразит меня десница небесная, ежели я вру!
Лючия поджала губы. Ну и шут этот Чезаре, право слово! А она-то боялась его как огня!
– Ладно, – отмахнулся Лоренцо. – Умолкни. Трещишь, как… – Он поискал слово, не нашел и только плечами пожал, чувствуя себя явно неловко.
Князь Андрей тоже, очевидно, ощущал себя не в своей тарелке. И голос его был сухим, как сухой лист, когда он произнес:
– Однако же вернемся к нашей беседе, синьор. Вернее, к спору.
– Охотно, синьор, – кивнул Лоренцо. – На чем желаете спорить? На шпагах? На стилетах? На пистолетах? На кулаках?
– На пощечинах! – огрызнулся князь Андрей. – Я согласен с вами драться любым оружием или каждым поочередно, когда вам будет угодно! Но, заметьте, драться, а не задираться попусту. Вы тут много наговорили… всякой ерунды…
«О боже! – смятенно подумала Лючия. – Кто же здесь задирается?!»
– …а я вас слушал. Теперь вы меня послушайте. Hевежливо, в самом деле, набрасываться на гостя, не дав ему слова сказать.
– Я вас не звал! – буркнул Лоренцо. – Как это говорят у вас в России? Незваный гость хуже татарина?
Лючия снова обреченно вздохнула: ну сейчас опять схватятся!
– А по-моему, лучше, – криво усмехнулся князь Андрей, пряча руки за спину, как если бы боялся дать им волю. – Татарин уже снял бы своим ятаганом вашу дурную башку с плеч – и весь вопрос враз решился бы.
– Какой еще вопрос? – полюбопытствовал Лоренцо, тоже с силой сцепляя пальцы за спиною.
Чезаре опять закашлялся.
– Да о моей жене! – вдруг потеряв самообладание, яростно, словно говорил с глухим или придурком, выкрикнул князь Андрей. – Хватит ходить вокруг да около. Я говорю, что эта дама (поскольку руки у него были стиснуты за спиной, он ткнул в сторону Лючии подбородком) – моя жена. Вы говорите… ну я слышал, что вы говорите. Так вот. Вы ошибаетесь, но в ошибке своей злобно упорствуете. Здесь, в Венеции, все это время была другая женщина, ясно вам? Другая! Ее зовут Александра Казаринова. Они с Лючией – близнецы. Лючия – тоже дочь князя Сергея Ивановича и княгини Катерины, но была похищена! Узнав о своем происхождении и опасаясь вас, она уехала в Россию. Ваш слуга Чезаре отправился вослед, но произошла путаница, путаница, понятно вам?!
Лючия почувствовала, как у нее пересохло горло. О боже, она не стоит этого человека, не стоит своей безвинной сестры, она не стоит даже Лоренцо, который тоже утратил власть над собою и кричит во весь голос:
– Вы что, хотите сказать, что имя этой женщины – Александрина? Чушь, чепуха, а вы просто безумец, что упорствуете в своем заблуждении, и я безумец, что слушаю вас.
– Нет, – тихо сказал князь Андрей, лицо которого было лицом совершенно отчаявшегося человека. – Вы безумец как раз потому, что не слышите того, что я вам говорю!
– Отчего же! – сощурился Лоренцо. – Я слышу! Я все слышу и понимаю. Только я ведь читал письмо Фессалоне – в отличие от вас. И я прекрасно понимаю, как было дело. Эта красавица, – новое движение подбородком в сторону Лючии, на сей раз до глубины души пренебрежительное, – побочная дочь вашего знакомого principe, Серджио Казаринофф. Ее воспитал величайший пройдоха на свете, Бартоломео Фессалоне, и вышколил как надо. Когда сложилась опасная ситуация, Лючия улепетнула в Россию, назвавшись дивным именем – Александрина. И там успела быстренько обвести вас вокруг пальца, на который вы ей необдуманно надели венчальное кольцо. И тут ее настиг мой Чезаре. Дама приняла перемену фронта и вела себя со мной тише воды, ниже травы, так что даже я поверил в чудеса и едва не предложил ей руку и сердце. Если вам удалось иметь ее в своей постели, вы знаете, что она обладает даром так разогреть мужчину, что у него волосы дыбом встанут, а не только…
Бац! Новая пощечина, и новая пощечина в ответ, и синее и черное сцепились и покатились по полу, ударяясь о мебель и оглашая воздух проклятиями.
– Синьоры! О Porca Madonna, porca miseria! – взвизгнул Чезаре, падая на них сверху.
Как ни была ошеломлена всем происходящим Лючия, она не могла не изумиться силе и проворству, с которыми Чезаре смог разнять два тела, неистово машущих кулаками.
– Синьоры! Вы же благородные господа! Да неужели вы не способны закончить разговор, ежеминутно не кидаясь друг на друга, словно два пьяных баркайоли?! – возопил он своим гнусавым голосом, который от волнения и возмущения даже сделался менее противным. – Придите в себя! Устыдитесь! Выпейте, ради слез Христовых, этого вина – и охладитесь немного! Пусть ваши тела и души придут в согласие с разумом!
И, причитая таким образом, он наполнил вином из серебряного чеканного кувшина два золотых литых бокала и чуть не силком сунул в руки противников – растрепанным, еще пышущим жаром боя и не отрывающим друг от друга ненавидящих глаз.
Князь Андрей схватил бокал не глядя и осушил залпом. Лоренцо же брякнул свой на стол так, что вино слегка выплеснулось.
– Не хочу сейчас этого. Оно слишком сладкое. Подай фалернского.
