оружие. Ствол, который перед отъездом вручила мне Беда, жег мне карман, но расстаться с ним я не мог. Хотя, сначала порывался сунуть его в глубокий сугроб: в Сибири легко прятать улики. Ехать на «ауди» я опасался, вдруг они начнут палить, не попытавшись даже начать разговор. А так я вынырну из неизвестной им «четверки» и успею выкрикнуть свое рацпредложение.
Я отыскал на стоянке «четверку» Беды. Состояние ее было ужасное. Я бы сказал «женское». В том смысле, что хозяйка устроила ей критические дни. Движок в масле, прокладки давно надо менять, и... бендикс хреначит, как я и предполагал. За день я привел машину в порядок, и она просто зашуршала.
Первый раз в жизни я ехал на стрелку, где сам должен был провести переговоры. Ствол я все-таки прихватил – помирать так с музыкой.
Ризмайер опоздал на пятнадцать минут, а когда приехал, из «Круизера» сам не вылез. Он подослал ко мне двух парней.
– Здорово! – сказал один из них, подсаживаясь на переднее сиденье. – Это ты наши кадры из окон выбрасываешь?
Второй уселся назад. С такой дислокацией я почувствовал себя неуютно и нащупал в кармане ствол.
– Что вы! – возмутился я. – Я учитель!
– Руку из кармана достань и на руль положи, учитель! – приказал мой пассажир справа.
Я подчинился. Не знаю, как выглядел пассажир, который сидел сзади, но этот смахивал на интеллигента: носил очки в тонкой оправе и знал слово «учитель».
– Ну, давай, – сказал он, – выкладывай, почему мы за свои деньги должны терпеть неустойки и скандалы, раздутые прессой. И куда подевался сморчок-директор? Это он сдал лихому писаке все наши планы? Чтобы и бабки прикарманить и нас обломать?.. Не смог своего завуча уломать, потому что зять у ней в районо!
– Понимаете, – проникновенным голосом начал я, – произошло чудовищное недоразумение!
– Недоразу... что? – спросил пассажир сзади.
– Мение, – никогда в жизни я не был так терпелив. – Школа – это сложный женский коллектив!
Парни громко фыркнули.
– По тебе заметно! – сострил очкарик.
– Никто и не думал просто присвоить деньги и отмазаться от аренды! – с жаром воскликнул я. – Подвал почти готов! Нас кто-то подставил, и мы обязательно выясним кто!
– Да кто же кроме сморчка и нас об этом знал?! Завуч знала только то, что ей сморчок сказал – факт аренды, но не размеры взяток! Кто знал? Ты?!
– Я не знал! Но мы обязательно разберемся... – Он надоел мне безмерно, я не привык так долго держать себя в руках, но я вздохнул поглубже и сказал:
– У меня есть предложение, как выйти из ситуации.
– Ну?
– Нужно устроить пиар-акцию. Сеть залов «Богатырь» дарит школе со спортивным уклоном спортивный зал, оборудованный профессиональными тренажерами. Позовем газетчиков, телевидение, устроим презентацию, шум, поздравления, благодарности за чуткое отношение к детям... Роскошная реклама вашему бизнесу и Борисову. Все поймут, что эта газетная статья – пустой наезд, непроверенная информация. На самом деле не школы вы под себя подмять пытаетесь, а помощь школам оказывать. Вот.
Я задохнулся. Я смотрел на их непроницаемые рожи и не знал – поняли они меня или нет.
– Дарит, говоришь?! – спросил очкарик.
– Формально. Через неделю все утрясется, забудется, и пожалуйста – приводите своих клиентов, тренируйте, работайте!
– Работайте, говоришь?! – все-таки очки не добавили ему ума.
– Ладно, живи пока! – вынес он приговор. – Мы подумаем. Мы подумаем.
Они вышли из машины, но он всунулся обратно в дверь:
– Но ничего не обещаем.
Я кивнул. Можно считать, переговоры прошли успешно. Они не будут стрелять. Они будут думать. Теперь предстояло решить самый трудный вопрос: как усмирить Дору и ее влиятельного зятя. Деньги ей не нужны. Ей нужно место. Будет место – будут деньги. Я понятия не имел, что мне с ней делать, но решил, что пока я и.о. директора, можно попробовать что-нибудь предпринять. Нужно только очень хорошо подумать...
Я рассказал Ильичу о своих переговорах. Он поохал, но давить диван Беды не перестал, боясь высунуться на улицу. Я же стал иногда оставаться в своем сарае, потому что ночами доделывал ремонт в подвале.
В тот вечер я погулял Рона, сварил шефу пельмени и засобирался в школу. Ильич жалобно попросил с дивана:
– Петька, оставь мне псину, а то я даже проститутку не могу сюда вызвать – боюсь! Тоскливо мне и одиноко. Полная жопа.
Я уехал без собаки. Всю ночь красил стены в подвале, угорел, устал и пошел поспать часа два перед началом уроков. Прежде чем вырубиться, я нарисовал себе прекрасную картину: беру свой класс и устраиваю им ночной урок малярно-штукатурного мастерства. Всем в руки валики, краску и ... работы часа на два. Я прогнал видение и заснул.
Проснулся я от стука в дверь. Решив, что «борисовцы» стучать не будут, я открыл дверь, не спросив, кто там. На пороге стояла Лилька с большой коробкой в руках.
– Петь, а Петь! – запела она, заходя в сарай и бухнув коробку на стол. – Купи ботинки!
– У меня есть, – сказал я, с трудом продирая глаза.
– Эти? – она брезгливо тронула острым носком сапога мои драные штиблеты. – Они не есть. Они были. Тебя скоро позовут в общество босоногих – у нас в городе такое есть. Несколько шизиков бегают босиком по снегу и доказывают, что им хорошо. Купи, Петь! Всего две тысячи! Мать брату купила, а он связки порвал. Ему теперь костыли нужны, а они дороже ботинок. Купи, Петь!
Я понял, что легче купить, чем отвязаться. Ключ от сейфа, из которого Ильич тягал деньги, был теперь у меня. Правда, оставалась последняя надежда:
– Лиль, у меня такой размерчик, что...
– Да знаю я твой размерчик! – воскликнула Лилька и открыла коробку. Там лежали огромные остроносые башмаки.
Я их померил и сказал:
– Ладно! Зайдешь ко мне в кабинет после обеда, отдам деньги. Раз костыли дороже – покупаю!
Лилька упорхнула довольная в темное, морозное утро. До уроков оставался час и я поехал к Ильичу, чтобы погулять Рона и сварить шефу кофе. Если так дело дальше пойдет, то я скоро начну стирать ему бельишко. Я давно заметил, инерция – великая вещь. Особенно – инерция поведения. Если начнешь оказывать кому-нибудь бескорыстную помощь, то остановиться практически невозможно. Так же, как сбросить скорость в черте города после автомагистрали.
Ильич встретил меня довольный. На кухне, на столе, красовался огромный кусок пирога с рыбой.
– Угощайся! – сказал он. – Соседка Элке принесла, а тут я, здрасьте, жопа – холостой!
Он довольно захохотал. Поняв, что тоска и одиночество для него в прошлом, я съел пирог и, взяв с собой Рона, укатил в школу.
В последнее время Вован перестал прогуливать и на занятиях вел себя тихо. Я понимал, что надолго его не хватит, но искренне радовался этому затишью. По всей видимости, Брецов догадывался, кто выпорол его в туалете, потому что на моих уроках сидел потупившись. Только сколько волка не корми, все равно он в лес смотрит. Сколько Вована не лупцуй, кроме пакостей в его голове ничего не вызревало.
Между первой и второй сменой, когда школьные коридоры опустели, я сидел в кабинете Ильича и поедал двенадцать булочек, купленных в школьной столовой. Был тот редкий случай, когда мне кусок в
