широкую юбку леди.
Разъяренная отравительница бросилась во вторую атаку. Люс опять ушла, опять серией ложных выпадов сбила ее с толку и оказалась бок о бок с противницей. Это понадобилось, чтобы рассечь сверху донизу рукав богато расшитого платья – до злополучной парчовой манжеты.
Третья атака леди завершилась для нее так же странно – пострадал второй рукав.
Затем Люс, сочтя, что подготовительная работа проделана, остановилась в боевой позиции шагах в четырех от леди.
– Ну как? – спросила она. – Признаешься ли ты, что отравила леди Лауру?
– Гнусная клевета! – отвечала на это отравительница.
Люс пошла в атаку!
Никто не успел понять, как это ей удалось столь молниеносно поднырнуть под руку сопернице. Раздался треск – и Люс оказалась на прежнем месте с длинным лоскутом в левой руке, а леди с визгом закрыла обеими руками обнажившуюся левую грудь. Стража завыла от восторга. Леди Гвендолен ахнула и сползла по стенке на пол, но никого это не расстроило. Леди Мэри и леди Алиса ахнули – и скорее всего, что от радости.
Лицо леди Кэтрин сделалось багровым.
– Признаешься ли ты, леди, что убила хозяйку Блокхед-холла? – грозно спросила Люс.
– Мерзкая тварь! – был ответ.
– Ну, как знаешь…
Люс поманила к себе пальцем разъяренную леди, та кинулась в схватку, но сразу же отскочила. Люс отхватила здоровый клок от ее подола.
– Смотри, леди, останешься голой! – предупредила Люс. – Совсем голой! Ведь на тебе под платьем только сорочка!
Тут леди зарычала что-то уж вовсе непристойное.
Пожав плечами, Люс сделала следующий выпад.
Она долго гоняла противницу по трапезной, пока не оказалась у нее за спиной и очень аккуратно не разрезала платье и рубашку до самого зада, кожу, однако, не повредив.
Леди, выставив перед собой кинжал, левой рукой шарила по спине, пытаясь стянуть края разреза.
– А грудки-то пухленькие! – весело воскликнул кто-то из стражников, тыча в леди пальцем. Леди с визгом прикрыла грудь, зато разрез сзади, естественно, разошелся. Тогда леди прислонилась спиной к колонне, с ненавистью глядя на Люс.
– Я прекращаю поединок! – завопил что есть мочи лорд Блокхед.
– Да ладно тебе! – неожиданно громко гаркнул сэр Арчибальд. – Когда еще такое увидим? Деритесь, красавицы, деритесь!
– Ну что, признаешься? – спросила Люс. – Или раздевать тебя дальше?
С нечеловеческим воплем противница ринулась в бой. Люс, уклонившись, пропустила ее, как матадор – разъяренного быка, и сорвала ошметки подола.
Леди оказалась как бы в мини-юбке, причем спереди лишь дюйма недоставало до полного конфуза. Сзади же панорама получилась и вовсе пикантная. Разрез от резкого движения разъехался еще больше, так что выглянули округлые ягодицы.
Восторг стражи был неописуем. Мужчины, привыкшие обнимать и любить своих женщин в потемках, до самой смерти порой не зная, как выглядит собственная жена без сорочки, совсем ошалели. Женская нагота и сама по себе должна была подействовать на их воображение возбуждающе, а тут еще наложилась атмосфера поединка.
– Они расскажут всему графству, какие у тебя бедра! – предупредила Люс. – Они расскажут, что живот у тебя со складками, что зад – низкий, что грудь – дряблая!
Конечно же, все это было не так. Для тридцатилетней женщины грудь у леди Кэтрин была еще вполне высокая и упругая, с крупными темными сосками, свидетельствующими, что она сама кормила своего ребенка. И складочка на животе была вполне допустимой для женщины, не знающей, что такое тренировка. Что же касается низкого зада – то просто Люс привыкла к иным пропорциям, все ее подруги были длинноногими.
– Смотрите! – добавила Мэй. – Смотрите, как она старательно сжимает колени!
– Это потому, что она у нас кривоногая! – громко объяснила Люс. – И об этом завтра узнает все графство! Ну как, леди Кэтрин, признаешься в отравлении? А то на тебе еще очень много всяких тряпок и тряпочек!
– Распусти волосы, леди Кэтрин! – крикнул, додумавшись, лорд Блокхед. – Распусти скорее!
– Я не могу поднять руки! – отвечала ему леди.
Действительно – поднимать руки ей сейчас не стоило. Остатки платья спереди задрались бы до совершенно непотребной высоты.
Люс прекрасно понимала, что творится в душе противницы. Леди Кэтрин была воспитана в строгих правилах – они допускали и, возможно, даже одобряли убийство соперницы, но запрещали обнажать ноги при посторонних мужчинах, не говоря уж о груди. А обнаженная в присутствии двух десятков воющих мужиков задница – это было что-то совершенно запредельное.
На эту гипертрофированную нравственность и сделала ставку Люс-А-Гард.
– А может, ты разденешься сама, леди? – издевательски поинтересовалась Мэй. – Ты сбережешь хотя бы остатки вышивки! Правда, на всех ярмарках будут петь баллады о том, как ты опозорилась в замке у будущего жениха! Зато ты приведешь в восторг всю стражу. А, молодцы? Попросим леди обнажиться? Ну? Сорви с плечика этот лоскуток! Смелее! Грудь вперед! Чего тебе теперь стесняться?
– Мэй, не перегни палку, – вполголоса одернула ее Люс. – Леди-то сейчас в обморок сковырнется!
– Поединок еще не окончен, – напомнил пришедший в хорошее настроение лорд Блокхед. – Божий суд не свершился.
– Если леди сознается в преступлении, то я прячу кинжал в ножны и даю ей возможность одеться, – сказала Люс. – Если нет – раздену донага, и прогоню через весь замок, и выгоню за ворота, и в таком непотребном виде пригоню в Ноттингем. Мы как раз успеем туда к утру и явимся на рыночную площадь. Кто после этого пожелает общества леди? Ее, боюсь, даже в монастырь не примут.
– Разумнее сразу признаться в убийстве, леди, – подала голос Мэй. – Лучше потерпеть за благородное преступление, чем за пляски перед толпой мужиков с голой задницей!
Разумеется, Люс не собиралась ночью, да еще по скверной дороге, гнать отравительницу за тридевять земель. Но леди Кэтрин, оказавшись в такой позорной ситуации, безумно боялась огласки. Сделав ставку на этот страх, Люс не прогадала.
– Лорд Блокхед! – пытаясь завернуться в обрывки когда-то роскошного платья, от которого ехидная Люс оставила в неприкосновенности лишь парчовые манжеты, воскликнула леди Кэтрин. – Я каюсь, я извела твою жену, потому что люблю тебя и сама хочу стать хозяйкой в Блокхед-холле!
Это прозвучало даже гордо.
– Накажи меня, как сам захочешь! – продолжала леди. – Только не отдавай на посмеяние! Иначе моя кровь будет на твоей совести!
И она поднесла кинжал к груди.
– Ну вот, – вроде бы даже устало сказала Люс. – Стоило огород городить. Стоило тут курсы кройки и шитья открывать. Она созналась! И кувшинчик наверняка через несколько дней найдется. Не удивлюсь, если она бросила его в замковый колодец… А теперь, лорд Блокхед, вели завернуть леди в какой-нибудь гобелен и привести мою сестру!
– Вы обе вынудили у нее лживое признание! – вдруг опомнился лорд. – Это шантаж!
Люс подивилась тому, что в двенадцатом веке уже знали это жуткое слово.
– Это было лживое признание? – поинтересовалась она у противницы, показывая исподтишка ей кинжал.
– Нет, я сказала правду, – мрачно отвечала леди. – Только пусть меня судит сам лорд.
– Это была обычная военная хитрость, – усмехаясь, добавил старый крестоносец. – Не то мы переняли ее у сарацинов, не то они у нас.
Леди Мэри и леди Алиса перешепнулись. Люс могла поклясться, что прозвучало укоризненное «Стыд и
