срам!»
Лорд Блокхед, видимо, смирившись с военной хитростью, с интересом оглядел полуобнаженную отравительницу. Похоже, и низкий зад, и крепкие бедра, и белая грудь произвели на него впечатление.
– Хорошо, – решил наконец лорд. – Слушай, ты, разбойница из Шервудского леса! С твоей сестры снимается обвинение. А с леди Кэтрин я сам разберусь. Можешь отправляться туда, откуда пришла. А твоя сестра может, если захочет, погостить в замке Блокхед. Здесь ей будет не хуже, чем в лесу под кустом.
– Нет, ты уж лучше вели привести мою сестру, – строго сказала Люс и, сама того не желая, добавила, – добрый сэр!
Тут в трапезную вбежал юный поэт.
– Что это значит, любезный брат? – обратился он к лорду Блокхеду. – Где пленница? В башне ее нет!
– Пленница? – лорд Блокхед картинно задумался. – Ах да, пленница… Я думаю, она уже подъезжает к Ноттингему. Видите ли, прелестные девы (он галантно поклонился Люс и Мэй), после того, как сегодня днем меня столь куртуазно раздели, но уложили отнюдь не в кровать… Да, так о чем я? Одевшись, я первым делом послал гонца в Ноттингем к шерифу, чтобы начальник городской тюрьмы был предупрежден о новой узнице. И пока мы тут развлекались удивительным поединком, девица в сопровождении охраны – а наш шериф прислал за ней крепких парней! – преспокойно ехала в Ноттингем. Так что я лично к ней претензий более не имею, и в отравлении ее уже не обвиняю. А из тюрьмы вызволяйте ее, как сами знаете. И вообще хочу предупредить – наш шериф не любит женщин, которые живут с молодцами из Шервудского леса. Так что если угодно…
В воздух одновременно вознеслись огромное кресло и увесистый табурет.
Договорить лорд не успел. Табурет, запущенный сильной рукой Мэй, опрокинул его на пол. А когда оруженосцы лорда кинулись ему на помощь, их уложило рядышком кресло, запущенное старым сэром Арчибальдом.
– По коням! – негромко скомандовала Люс. – Сэр Эдуард, ты умеешь скакать на неоседланном коне?
– Научится! – рявкнул сэр Арчибальд. – Не теряйте времени, девицы!
– Я?… – и поэт открыл от изумления рот.
– Только попробуй, братец! – крикнул, вскакивая на ноги, лорд Блокхед. – Молодцы, оттесните-ка моего братика в сторонку, чтобы его, Господи упаси, не помяли в свалке!
Тут Мэй решила, что настал ее звездный час.
Шагнув к поэту, она подбила его сильным плечом и резко выпрямилась. Поэт кверху задом повис у нее на плече, как неуклюжий, хотя и не слишком увесистый мешок.
– Пробьемся! – крикнула Люс.
Мэй с поэтом на плече проложила дорогу из трапезной во двор, Люс прикрыла отступление.
Вслед им летел громоподобный хохот безумно довольного заварушкой старого крестоносца.
Глава четырнадцатая
Женская логика
Как они продирались на неоседланных жеребцах сквозь строй стражников, как Мэй рубанула по руке ретивого верзилу, пытавшегося опустить подъемный мост, как Люс, прикрывавшая отход, на прощание запустила в толпу горящим факелом – всего этого в прямой последовательности они потом вспомнить не могли.
И когда они неслись по ночной дороге, крепко сжимая гладкие бока холеных коней, то выкрикивали какие-то смешные подробности, вроде: «А он как полетит вверх тормашками!» или: «А ты его как двинешь!». И никто из троих не смог бы связно растолковать, как им удалось вырваться из Блокхед-холла.
Но это была еще половина дела, если не треть. Предстояло отбить Свирель по дороге в ноттингемскую тюрьму – потому что из тюрьмы ее вызволить было бы куда труднее. И Люс с Мэй понятия не имели, какую пакость про Мэй написал лорд Блокхед местному шерифу. Более того – они даже не знали, когда именно Серебряную Свирель вывезли из Блокхед-холла.
Мэй первая сообразила, что коням нужно дать хоть небольшую передышку. Это были крупные рыцарские кони, приученные носить всадников в тяжелых доспехах, но мало пригодные для скачек. Люс со вздохом вспомнила, как она носилась на ахалтекинцах, Мэй затосковала по тракенам, на которых брала барьеры, а сэр Эдуард вспомнил, что именно дедушка-крестоносец рассказывал о бесподобных арабских скакунах. Тогда Люс загрустила о легконогих мустангах, Мэй чуть не заплакала при воспоминании о вороном англоарабе по кличке Фант, а их жеребцы, уловив сентиментальный настрой наездниц, перешли с тяжелого галопа на полевую рысь.
Тут уж чуть не заплакал и сэр Эдуард. Он не умел ездить таким аллюром без стремян и, нелепо подпрыгивая, сползал то вправо, то влево.
Мэй обратила внимание на это безобразие.
– Послушай, А-Гард, это плохо кончится, – сказала она Люс. – Он себе отобьет все свое мужское хозяйство!
– Ты не о нем заботишься, а о себе, – ехидно заметила Люс. – Не правда ли, Аларм?
– Не буду спорить, хотя смотрит он только на тебя. Давай-ка опять в галоп, а то он и вовсе никому радости не принесет. На галопе-то ему проще!
– Ноги качать надо, – неодобрительно покосилась на отставшего поэта Люс. – Не представляю, какой радости в постели ты дождешься от такого хилого наездника.
– Чтобы дожидаться радости от наездников, у меня есть ипподромы, – сообщила Мэй. – Ты же знаешь, я сюда не за мускулатурой явилась.
Тут Мэй резко взяла на себя повод, а Люс одновременно скомандовала: «Стой!»
Все трое придержали коней, причем юный лорд блаженно расслабился и повис на лошади, как мешок с тряпьем.
– Слышишь?
– Ага…
Где-то вдали изумительное колоратурное сопрано исполняло трагическую итальянскую арию.
– Это Свирель! – воскликнула Люс. – Больше некому!
– Какого черта? – изумилась Мэй. – Нашла время для концерта!
– Она не такая дура, как я думала! – радостно объяснила Люс. – Она знает, что я ее в беде не брошу, и пытается привлечь к себе внимание. Ведь если я буду ее искать, то это – та примета, по которой я выловлю ее хоть на краю света. В мире нет второго такого голоса!
– Да читала я про этот голос, читала… Твоя Свирель в возрасте восьмидесяти шести лет пела всего Вагнера, – сообщила Мэй, и Люс не сразу вспомнила, что ее отделяют от Мэй-Аларм полтора века, а не только десять сантиметров между правым коленом Люс и левым коленом Мэй. – Так это, выходит, мы их догнали?
– Не может быть, чтобы они сделали привал… – пробормотала Люс.
– Не может быть, чтобы на полном скаку можно было пускать такие трели!
– Подъедем поближе, привяжем коней и поползем в разведку, – решила Люс.
Чем ближе они подъезжали, тем громче звучал изумительный голос.
– Она точно сидит на одном месте и распевает в полное свое удовольствие! – обрадовалась Люс. – Ужинают они там, что ли?
– Скорее уж завтракают, леди, – поправил поэт. – Скоро рассветет. В мае ночи короткие. Но странное они нашли себе занятие. До Ноттингема полчаса езды хорошей рысью, а они устроили привал.
– Постерегите лошадей, добрый сэр, – попросила Люс. – А мы отправимся в разведку.
– И будьте осторожны, – умоляющим голосом добавила Мэй.
– Постойте! – проигнорировав эту просьбу, воскликнул поэт и полез за вырез своего сюрко. К великому изумлению Люс, он достал оттуда сигнальный рожок «зеленых плащей».
– Как это к вам попало? – спросила она, протягивая руку за сокровищем.
– Это мне дал их предводитель, Том Тернер, когда отпускал под слово чести в Блокхед-холл, – сказал юноша. – Возьмите. Вы лучше им воспользуетесь, чем я. Но если я услышу рожок, то поскачу к вам вместе с лошадьми.
