лук не натянешь! Ты же ни одного приема айкидо не знаешь! Не говоря уж о каратэ!
– Ну и что? Ну и пусть меня везут в тюрьму! В тюрьме тоже есть мужчины! – загадочно обьъявила Свирель.
– Ну, это уже становится интересно! – поймав на лету очередную стрелу и сломав ее, Мэй соскочила с коня. – А ну, говори, только быстро, а мы послушаем!
Люс же схватила ту руку Свирели, что с браслетом, и стала лихорадочно набирать аварийный код.
– Не смей! – Свирель вырвалась. – Со мной ничего не случится! Они же все от меня без ума!
Люс и Мэй быстро переглянулись – у них не было сомнений, кто из присутствующих без ума…
– Кто-нибудь да спасет! – продолжала Свирель. – Думаешь, они допустят, чтобы я попала в тюрьму? Вон тот, который ехал рядом со мной от самого Блокхед-холла, всю дорогу пытался обнять и что-то объяснить. Да если бы я ему просто руку пожала, он бы меня увез, выручил, и вон тот, в капюшоне, тоже, и вон тот, в синем плаще с рыжим мехом!
– Интересно, как ты это поняла? Ты же не знаешь языка! – возмутилась Люс, приседая на корточки, потому что стрелы посыпались уж очень часто.
– А тут не нужно знать языка, – и Свирель, присев рядом с ней, зашептала: – А тебе случалось приходить в гостиницу после заключительного концерта всемирного фестиваля? А? Только что тебе цветы дарили, медали вручали, призы в бархатных коробочках! Шампанское на сцене! И вот вносят к тебе в номер всю эту кучу цветов, и расставляют их в ведрах, и вот приводят тебя после банкета – ты бывала на этих казенных банкетах? И входишь ты в свой номер, а все оттуда выметаются! И сидишь ты всю ночь одна с этими дурацкими цветами и проклятыми медалями! Ты сидела когда-нибудь всю ночь одна, никому не нужная? А я сидела! На каждом конкурсе и фестивале!
От такого взрыва ярости, да еще на корточках, Люс остолбенела.
– А здесь меня желают все мужчины! Здесь они видят меня – и у них глаза делаются сумасшедшие! Вы за меня не бойтесь, я не пропаду, – как можно более убедительно продолжала Свирель. – Когда ты дала мне браслет, я сразу все вспомнила – все эти фестивали! А если вы насильно отправите меня обратно, чтобы я опять была одна и ревела в подушку, то я просто повешусь, и все тут!
– Если веревка выдержит! – съязвила Мэй.
– Ты вспомни, как от Черного Джека улепетывала! – наконец обрела дар речи Мэй. – Мужское внимание ей понадобилось! Да ты из-за этого внимания чуть на эшафот не угодила!
– Пусть на эшафот! – не сдавалась упрямая примадонна. – Только не ночью в пустом номере, с кучей вонючих цветов!
– Нас окружают! – воскликнула Мэй.
– Из-за тебя мы все погибнем! – Люс как следует тряхнула Серебряную Свирель за плечи, от чего та повалилась на спину, в прямом смысле слова вверх тормашками.
– Вы спасайтесь, – тем не менее упрямо отвечала она, перекатившись на бок, – а я останусь!
– Ну, что станешь делать с дурой? – в отчаянии воскликнула Люс. – Беги хоть ты, Мэй! И не поминай лихом! А я останусь с этой дурой. Я же – сопровождающее лицо…
– Лезем на холм! – велела Мэй.
– Ага! Там нас и вовсе окружат!
– Там мы сможем держать круговую оборону. У нас же целых два лука и полные колчаны стрел!
– Ну, выпустим все стрелы – дальше что?
– Дальше видно будет. Может, эта красавица поумнеет, – довольно презрительно сказала Мэй. – Ну, к холму! И тащи ее за руку, а я буду пихать сзади!
Свирель, которой очень хотелось опять попасть в плен, несколько раз пискнула, но ее шустро вознесли на самый верх поросшего кустарником и усыпанного валунами невысокого холмика.
– В таких, говорят, живут феи, – заметила Мэй.
– Только поэзии нам тут и не хватает, – буркнула Люс, накладывая стрелу на тетиву.
Как выяснилось, люди лорда Блокхеда, бросив лошадей за монашескими завалами, выбрались на открытое место, увидели, что ребята шерифа осаждают холм, и, естественно, присоединились к ним.
Первую атаку Люс и Мэй отбили легко – у них было достаточно стрел, к тому же они прятались за валунами.
Со второй было похуже – они уже экономили боеприпас, но справились.
Когда нападающие пошли в третью атаку, Люс окончательно потеряла терпение.
– Сейчас я пристегнусь к тебе поясом, и мы отбудем домой на одном хронобраслете! – пригрозила она Свирели, за которой в ходе перестрелки нужен был глаз да глаз – всемирно известное колоратурное сопрано так и норовило скатиться с холма в объятия неотесанных вояк двенадцатого века.
Люс не была уверена, что такое путешествие возможно, да только Свирели об этом знать было незачем.
– Не дамся! – прорычала Свирель, отползая в сторону. Тут первая стрела четвертой атаки достала ее. Стрелок послал эту стрелу туда, где уловил неуклюжее трепыханье в кустах, и пригвоздил певицу к дереву за растрепанную шевелюру.
– Так тебе, растяпе, и надо! Ты же пропадешь! Немедленно набирай код! – крикнула Люс, и тут же ей пришлось двинуть тяжелой рукоятью кинжала прямо в челюсть возникшую из кустов бородатую рожу. Схлопотавший рукоятью с воплем кувырнулся назад и покатился со склона.
– Не пропаду! Мужики не дадут пропасть! – отвечала упрямая Свирель, отцепляясь от дерева.
И тут за цепью нападающих Люс увидела двух всадников. Один, положим, еще мог помочь, зато второй был тут сейчас совершенно ни к чему.
Неизвестно, как вышло, что сэр Эдуард и братец Тук встретились, и неизвестно, до чего они договорились, но обоим, очевидно, надоело ждать, и они, сев на лошадей, дружно поехали посмотреть, чем это тут заняты две женщины и одна девственница.
Разумеется, осада холма их в восторг не привела.
Хорошо, что у монаха лежала поперек седла здоровенная дубина, смастаченная на скорую руку из подходящего деревца. Он гаркнул, гикнул и бросился вызволять осажденных. Юный лорд молча поскакал за ним.
Нападающие, временно оставив холм в покое, окружили отчаянного монаха, пытаясь стянуть его с лошади. Он, ругаясь и вопя, гвоздил дубиной направо и налево.
Мэй, отложив в сторону лук, шарила в кармане.
– Записать! – коротко сказала она Люс. – Для фольклористов! Это же прелесть что такое!…
И вытащила крошечный диктофон.
Но запись изысканной монашьей ругани не состоялась. Сэр Эдуард, разогнавшись, тоже замешался в схватку. Но он был совершенно неопытным бойцом. Его-то первым делом, схватив за ногу, и скинули с коня.
С боевым кличем команчей Мэй, отшвырнув диктофон, кинулась вниз по склону – спасать своего ненаглядного поэта!
Судя по тому, что из несуразной свалки над ним, в которую она врезалась с разбега, вылетел некто вопящий, растопырив руки и ноги, и приземлился чуть ли не в десяти шагах, Мэй здорово рассердилась.
Но противников было все же многовато – даже для таких лихих бойцов, как Люс-А-Гард и Мэй-Аларм. Люс была озабочена бестолковой Свирелью, Мэй помнила только о юном лорде, и это сильно снижало их боеспособность.
Кто-то из нападавших догадался и набросил на братца Тука веревочную петлю. Она охватила мощные плечи, четыре человека повисли на веревке и завалили монаха на конский круп. Еще двое вцепились в руку с дубиной.
Ситуация стала – хуже некуда.
И тут только Люс сообразила – ведь поэт все равно уже в гуще схватки, так что Мэй не станет возражать против сигнала тревоги!
По холму карабкались люди шерифа. Они знали, что у Люс больше не осталось стрел.
Прикрывая собой до сих пор не осознающую опасности Свирель, Люс поднесла к губам сигнальный рожок.
