– Боюсь, что нет…
Тихий голос Люс подействовал на него сильнее, чем весь ее шумный и бурный монолог.
– Как будто я говорю с тобой по-латыни, а ты отвечаешь мне по-гречески… – пробормотал поэт. – Так, значит, любовь между нами невозможна? И мы не будем вместе?
Она промолчала.
Поняв, что эта женщина для него потеряна навсегда, юный лорд еще несколько секунд приходил в себя. Потом он опустился на колено, завладел ее рукой и прижался к прохладной гладкой коже горячими губами. Затем вскочил.
– Вот и все, – сказал он. – Это – навсегда, леди. Я дал клятву. А теперь прощай!
И он кинулся бежать.
Люс покачала головой. Ей было жалко красивого стройного мальчика, но она уже сделала свой выбор. Тут оказалось задето не только сердце, но и самолюбие. И ей как воздух нужна была победа. О победе она и задумалась, потихоньку идя вслед за сбежавшим поэтом.
Огибая изгородь, она нос к носу столкнулась с женщиной и по ее возрасту, лицу, наряду поняла, что это и есть та самая мельничиха, которая хозяйничает в этом прехорошеньком огороде и воспитывает очаровательных малышей. Правда, она скорее годилась им в бабки, потому что на вид мельничихе было под пятьдесят, но двенадцатый век, не зная противозачаточных средств, позволял женщине рожать сколько душе угодно.
Увидев Люс, мельничиха шарахнулась от нее и повернулась к ней спиной. Было это по меньшей мере странно.
– Что с тобой добрая женщина? – обеспокоенно спросила Люс. – Уж не обидел ли тебя кто-нибудь из ватаги?
– Нет, – коротко отвечала мельничиха.
– Почему же ты испугалась меня?
– Я не испугалась.
И мельничиха быстрым шагом ушла вовсе не в ту сторону, куда направлялась.
Пожав плечами, Люс двинулась на поиски пирующей ватаги, что было вовсе несложно – молодцы галдели на весь Шервудский лес.
– Куда это он понесся, как ошпаренный? – спросила ее Мэй, повернувшись от честной компании.
– Проветрить свои поэтические мозги, – недовольно ответила Люс. В конце концов, если этот недотепа чего-нибудь натворит, разборка у нее будет именно с Мэй. А та много костей может поломать за своего избранничка…
Нужно было отвлечь внимание Мэй от беглеца… Кстати, не просто отвлечь, а с пользой для дела!
Люс поманила Мэй пальцем. Та встала из-за импровизированного на травке застолья.
– Выручай! – шепнула Люс. – Уведи вон того красавца! Он братцу Туку мешает.
Она показала глазами на Черного Джека.
Джек усердно приставал к Свирели, которая уже освоила несколько слов и фраз. Люс предвидела, чем этот флирт кончится, – очередным воплем и бегством туда, куда показывает собственный нос. Братец Тук, помня обещание Люс, никаких демаршей не затевал и только бросал на нее укоризненные взгляды.
– Этого? – прищурилась Мэй, внимательно изучая Черного Джека.
– Ага. Помоги братцу! А тем временем твой поэт набегается и вернется. Я ему никаких шансов не оставила, так что не теряйся.
– Ну, если ты просишь… и если братцу Туку нужно помочь…
Мэй сразу поняла, с кем имеет дело, и действовала с прямолинейностью тарана. Она просто-напросто, проходя мимо сидевшего на травке со Свирелью Джека, чуточку толкнула его крутым бедром. Джек задрал голову, увидел над собой этакую роскошь и онемел. А она ласково извинилась с такой улыбкой, что весь кружок стрелков оживился. Молодцы знали, что приставать к избраннице Джека не стоит – он может и уши оборвать. А эта пышная красавица явно тяготилась своей свободой… С другой стороны, она, в отличие от Свирели, знала их язык и могла понять незатейливый комплимент.
А комплименты ватага знала исключительно незатейливые и выразительные.
– Круп, как у графской кобылы! Кружку с элем поставить можно! – с восхищением объявил один стрелок.
– И хорошо же тому, кого пускают промеж этих бедрышек! – позавидовал другой.
Третий решил в знак восхищения звонко шлепнуть по царственному крупу.
Мэй напрягла мускулы, и нахал больно ушиб руку.
Стрелки сперва не поняли, почему Гарри Кочерыжка одновременно машет ушибленной рукой и глядит на Мэй взором, полным немого обожания. Когда сообразили – дружно ахнули. А Мэй опустилась на травку рядом с Джеком и через его колено потянулась за шматом ковриги и куском жареной баранины, не забыв коснуться грудью этого колена.
Черный Джек по дамской части был не дурак – сразу понял, что с ним заигрывают. Мэй оставалось только пихнуть его локтем в бок и захихикать, свято соблюдая местный колорит. Это было куда проще и понятнее тех рулад, которыми радовала его Свирель.
Джек выпустил певицу из объятий под тем предлогом, что нужно же достать для леди Мэй кусочек повкуснее. Свирель, разнежившись, даже не сразу сообразила, что на ее законное имущество грубо покушаются. А когда она уразумела, что коварный Джек перекинулся к другим пышным бедрам, то было уже поздно. Мэй встала, вильнула этими самыми бедрами, к большому восторгу всей компании, и попросила Джека помочь ей принести с мельницы корзину с лепешками.
И слепому было ясно, что корзина – неуклюжий предлог. Стрелки видели, как Мэй в бою расшвыривала людей шерифа. Она бы и десять таких корзин, поставленных друг на дружку, пронесла на ладони вытянутой руки. Но кокетство молодцы уважали.
Не могла же Свирель вскакивать и хватать Джека за рукав! Парочка завернула за мельницу и явно забыла там про лепешки. Видя обиду и растерянность на румяной физиономии Серебряной Свирели, Люс быстренько подсела к ней.
– Он твоего пальца не стоит! – шепотом сообщила Люс, подбородком показывая туда, куда Мэй увела Джека, а рукой делая за спиной певицы знак братцу Туку, чтобы приблизился и приступил к делу.
– Будь он неладен… – пробурчала Свирель.
– А что делает в таком дурацком случае настоящая женщина? – риторически спросила Люс. Свирель насторожилась – ей не сразу пришло в голову, что от нее сейчас требуется какой-то поступок.
– Настоящая женщина показывает изменнику, где раки зимуют! – сама себе громким шепотом ответила Люс.
– А как? – таким же шепотом спросила обескураженная Свирель.
– Сейчас поймешь. Я помогу тебе. Месть – это замечательная штука. Проучишь такого поросенка, как твой Джек, и на душе сразу праздник! – с самым артистическим восторгом сообщила Люс. – Я бы знаешь что на твоем месте сделала? То же, что и он, – и с первым встречным!
Ощутив затылком вовремя возникшую ладонь монаха, Свирель быстро повернулась к нему и посмотрела на него с недоумением.
– С этим? – поскольку он и был первый попавшийся, удивленно спросила она.
– А хоть бы и с ним! – бесшабашно прошептала ей на ухо Люс. – Пусть твой поросенок видит, кого ты ему предпочла!
– Он смеяться будет, – разумно заметила Свирель.
– Наоборот. Если бы ты сейчас повисла на шее у вожака, он бы в глубине души согласился с твоим выбором – этот Томас-Робин хорош собой, да еще и главный в ватаге. Одни глазки чего стоят! А монах – сама видишь, какое пузо. Твой Джек поймет ситуацию так: «Даже скверный брюхатый бездельник для меня лучше, чем ты, голубчик!»
Сперва Люс, не слыша возражений, решила, что ее казуистика подействовала, и вместо того, чтобы искать замену Джеку среди красавцев-стрелков, Серебряная Свирель решила наказать его соперником- монахом. Но молчание певицы затянулось, и Люс поняла, что во всем виноват окаянный монах, который удивительно успешно умеет колдовать с затылками и волосами беззащитных женщин.
Вдруг Свирель открыла большие голубые глаза.
