– Это смотря на кого напорешься… – и Люс вздохнула. – Бес их, мужиков, разберет. А что до округлостей – извини, я ну совсем не пойму, как ты с такущим бюстом еще можешь драться. Он же у тебя – почти как у Свирели! Но та хоть сидит на одном месте и лишний раз не шевельнется. А ты? Он же, наверно, здорово мешает группироваться?
– Привыкла, – усмехнулась Мэй.
– Такое сокровище мешать не может! – авторитетно вмешался братец Тук. – Странные вы женщины, непонятные вещи какие-то говорите, нет чтоб о платьицах, о вышивках. Я так и не понял, из какого вы королевства. И как ты, леди Мэй, собираешься уезжать отсюда? Тебя лошади поблизости ждут? Или носилки со слугами? Простишься – а дальше что?
Мэй посмотрела в умные серые глаза монаха, вдруг протянула руку, скользнула пальцами сквозь рыжий веник удивительно мягкой бороды и погладила по щеке.
И Люс почудилась, что между этими двумя натянулась тоненькая ниточка понимания.
– Дай-ка я и тебе прощальный подарочек сделаю, – сказала Мэй. – Вот тебе мой фонарик. Пригодится. Ты же часто по ночам шастаешь. Так чтоб ногу не подвернул…
Она достала из патронташа очередной узкий цилиндр. Потянув за кончик, она вытянула цилиндр в светящуюся палочку.
– Так это была ты? – изумился монах. – А я думал – привидение! Ты же из стены появилась! Страху я тогда набрался… постой! А может ты – того? Не человеческой рукой сделана?
– Опомнись, братец Тук! – развеселилась Люс. – Да кто из нас вообще рукой сделан? Тебе-то грешно говорить такие глупости!
Прежде, чем взять подарок, монах потыкал пальцем в бедро Мэй.
– Ничего, плотное, – удостоверился он. – Ну, за подарочек благодарю. Жаль, отдарить нечем.
– Я тебя часто вспоминать буду, – пообещала Мэй, – а это тоже много значит. Я ведь кого попало не вспоминаю. Ну, прощай, братец Тук. Прощай и ты, А-Гард. Серебряной Свирели кланяйся. Намекни ей, что хорошего сыночка родит. И пожелай мне удачи. Попробую отыскать другого поэта…
– Прощай, Аларм, – печально сказала Люс. – И не связывайся ты лучше с этими поэтами! От них, кроме истерики, ничего не добьешься.
– Такая судьба, – сказала Мэй-Аларм. – А ты не связывалась бы с этими атлетами. Не в них счастье. Ну, дальше провожать меня не надо. Вы возвращайтесь, а я – вон туда.
И она, не глядя, указала в самую непроходимую чащобу.
– Пошли, братец Тук, – заторопилась Люс. – Пойдем, пойдем, и только не оборачивайся…
– Почему это я не должен оборачиваться? – удивился монах. – Наоборот, мне как раз интересно, кто там, в буреломе, эту леди поджидает!
– Никто не не поджидает, пошли! – воскликнула Люс, разворачивая монаха и пихая его вперед по тропинке. – Пошли, пошли, нас вся ватага ждет!
Но хитрый монах, сделав вроде бы покорно два шага, на третьем резко развернулся. И увидел, как Мэй медленно тает в воздухе.
Крепкие монашьи ноги подкосились. Братец Тук опустился на колени у ног Люс, глядя туда, где только что стояла Мэй.
– Свят-свят, пречистая Дева, святой Герберт, святой Андрей, святая Бригитта! – забормотал монах и зашарил у себя за пазухой в поисках креста. – Все-таки привидение! Неприкаянная душа! Как же это она меня провела? Я же ее своими руками щупал!
– Ну, в таком случае, ты первый человек, который пощупал привидение, – хладнокровно заметила Люс. – Вставай, братец Тук. Видишь, я же не пугаюсь и святых не поминаю. Это – ничего особенного…
– Ничего особенного! – возопил монах. – Неприкаянная душа в чистилище возвращается, а тебе – ничего особенного!
– Какое чистилище?! – Люс лихорадочно вспоминала все, что знала о неприкаянных душах, а монах сел на пятки и с надеждой на нее взирал.
– Непременно как что-то непонятное случается, так у вас, монахов, чистилище на уме… проворчала Люс. – Ты сам подумай – станет грешная душа в потасовку ввязываться и угнетенную невинность спасать? И где ты видел, чтобы привидение среди бела дня верхом носилось?
– Так, это, значит?… – монах разинул рот и уставился в небо с большим недоверием. – Ангел?!.
– Ангел, ангел, – подтвердила Люс. – И встанешь ты когда-нибудь? Похоже, ватагу ждет ночной переход, а тебе пора в аббатство. Ты только ничего не говори про ангела сэру Эдуарду. Если ты от этих чудес чуть не спятил, то он и вовсе свихнется!
– Не нравится мне все это, – сообщил, поднимаясь, монах. – У ангелов – сияние, и они кулаками не размахивают.
– Это в порядке конспирации, – объяснила Люс, но он то ли не понял латинского слова, то ли не поверил.
– Заморочило тебя привидение, – решил наконец братец Тук. – Или же ты – заодно с ним.
– Ну, а если и я могу исчезнуть когда пожелаю? – разозлилась Люс. – А если и Марианна может?! Что же – вокруг одни привидения!
Конечно, приводить такой аргумент не стоило, но братец Тук разозлил-таки нетерпеливую А-Гард. Тем более, что она не любила изворачиваться и выкручиваться, а сказать братцу Туку правду о хронодесанте было невозможно.
– Марианна? – остолбенел монах. – А я – с ней!… Ох!… Святой Евстафий – с привидением!
Люс сгоряча переоценила прогрессивные взгляды монаха. Мысль о том, что он состоял в интимных отношениях с призраком, поразила братца Тука наповал. И он ударился в паническое бегство. Только сучья затрещали.
– Постой, братец Тук! – завопила вслед ему Люс, но он шпарил, не оборачиваясь, примерно так же, как Серебряная Свирель от Черного Джека, и с таким же шумом.
«Интересный человек, – подумала, остывая, Люс. – Схватку с превосходящими силами противника выдержал, любую женщину уговорить без слов может, а информацию переварить не сумел!»
Размышляя о странностях средневековой психики, она побрела назад, к мельнице. И на самых подступах услышала нежный голосок Свирели. Та на ломаном историческом наречии призывала братца Тука. Люс пошла на голос.
– Ничего не понимаю, – сказала Свирель. – Только что пролетел мимо меня с такой скоростью, что свист стоял. Я его позвала – а он на меня рукавами машет и крестится! И дальше понесся. Как ты полагаешь – он не сошел с ума?
Серебряная Свирель умудрилась вложить в эту фразу прежние капризные интонации. Как будто Люс была дипломированным психиатром и должна была немедленно поставить точный диагноз!
Люс неопределенно пожала плечами. Она понимала – монах наедине с собой опомнится и поймет, что все-таки имел дело с живой женщиной. Надо будет ему сказать, что насчет исчезновений она пошутила. Ведь приняты же в этом веке мелкопакостные розыгрыши? И тут Люс вспомнила, как ловко братец Тук спланировал будущее Свирели.
– Ну, все в порядке? – изобразив на физиономии больше интереса, чем требовалось, спросила Люс. – Свершилось?
– Ага!… – и Свирель вздохнула с большим блаженством, чем полагалось в таком случае.
– Не было желания завопить и удрать?
– Какая же дура от этого удирает? – честно удивилась Свирель.
– Значит, тебе было с ним хорошо?
– Неплохо, – как бы свысока, с позиции зрелой женщины, призналась довольная Свирель, а Люс еще раз подивилась мастерству рыжего монаха, сумевшего с первого раза добиться такого эффекта. – Только не с ним, а вообще…
– Это как? – насторожилась Люс.
– Ну, я же его не видела. У меня глаза как сами закрылись, так уже и не открывались. Понимаешь, у меня все, что было, не ассоциируется с братцем Туком. Вроде как это сделал не он, а вообще… Тем более, что он, как ты советовала, был сзади.
Такого эффекта от своего совета Люс не ожидала.
