– Ну, ты все-таки не забывай, что это сделал именно он, а не Джек, – напомнила Люс. – И не Рыжий Питер. И не Малютка Джон. Кроме того, братец Тук всерьез решил позаботиться о твоем будущем. Идея, мне кажется, неплохая.
– Что за идея? – осведомилась Свирель. – Я после похождений в Блокхед-холле не уверена, что в этом треклятом двенадцатом веке для меня найдется подходящее местечко. А жить в лесу я не могу. Вы же с Мэй не станете доставлять мне каждое утро надувную ванну с шампунем.
– А мужчины? – ехидно спросила Люс.
– Теперь, когда я кое-что знаю о мужчинах… – и Свирель не стала продолжать, хотя Люс было страшно любопытно.
– Братец Тук хочет спрятать тебя от всех неприятностей в монастыре, – сказала она. – Это не так уж глупо. Ты будешь петь в монастырском хоре и пользоваться неслыханным успехом. Будешь при этом вести свободный образ жизни. Настоятельница – давняя подружка братца Тука. То есть в разумных пределах свободный. А братец Тук будет тебя навещать.
– Ах вот как он это себе представляет! – неприятным голосом заметила Свирель.
– А что плохого? У тебя будет множество поклонников, ты сможешь выбирать, на братце Туке свет клином не сошелся. А ванну мы тебе как-нибудь переправим. Почему бы тебе не пожить в монастыре несколько лет?… В свое удовольствие?…
Тут лицо певицы так исказилось, что Люс отступила на шаг назад.
– Несколько лет? – с неподдельным ужасом спросила та. – Да я же форму потеряю!!! Мне с педагогом заниматься надо! У меня же конкурс на носу! Я же про-ва-люсь!!!
– Какой конкурс?! – Люс прямо-таки остолбенела. – Какой педагог?!.
Она честно забыла все, что ей толковала о будущем всемирном Илона Драйзер.
– Как это – какой конкурс? Ничего себе! Конкурс – только один! Люс, я тебе клянусь чем хочешь – если я провалюсь, то покончу с собой! – решительно заявила Свирель. – Ничего себе придумали – монастырь и церковный хор! Мне бешеные деньги обещают Ла Скала и Метрополитен-опера! А я запрусь в монастыре и буду отрабатывать рулады для двух десятков богомольцев! Прелестная перспектива для трехкратного лауреата!
– Выходит, победа на конкурсе для тебя важнее? – не веря своим ушам, спросила Люс.
– Это же дело всей моей жизни, – Свирель даже посмотрела на Люс свысока, словно на малое дитя, еще не понимающее таких высоких материй.
– А кто ревел в больничном саду? – ядовито поинтересовалась Люс. – А кто рыдал в номере супер-люкс над кучей золотых медалей? А на кого не обращал внимания поганый концертмейстер?
– Рыдать я буду еще не раз, – мужественно пообещала Свирель. – Ты, наверно, просто не представляешь, как это бывает внутри, когда ведущий говорит: «Первое место присуждается…», делает паузу и называет твое имя! Ты не слышала, как дребезжит хрусталь на оперной люстре от аплодисментов!
– Можно подумать, ты слышала… – буркнула Люс. – А что такое победа, я знаю. Я все-таки А-Гард Шестнадцатая.
– А что такое «А-Гард»? – высокомерно спросила Свирель.
– А что такое «Серебряная Свирель»? – со всей возможной взаимностью спросила Люс.
Действительно, для каждой из них титул собеседницы был пустым звуком.
Свирель резко развернулась и направилась к мельнице, к тому самому пруду, куда Мэй добрым апперкотом опрокинула Черного Джека. Но она не принялась сразу же набирать код на браслете – и это обнадеживало.
Ничего не понимая и проклиная женскую логику, Люс отправилась разыскивать Томаса-Робина. Она была полна решимости этой же ночью покончить со всеми проблемами, благо за пазухой лежал подарок Мэй.
Стрелки приводили в порядок снаряжение, а Томас-Робин, Черный Джек, Малютка Джон и еще несколько человек сидели на корточках у костра и пальцами рисовали какой-то сложный план по земле и золе.
– Десять человек во главе с Джеком встанут вот здесь, – сказал вожак и положил на золу камушек.
– Подальше, – поправил Джек. Он воткнул а золу веточку и положил камушек за нее.
– Опять решил выдернуть первого всадника петлей из седла? – сердито спросил Малютка Джон. – Опять будешь меня уговаривать, чтобы я висел на этих проклятых веревках и держал твоих удавленников?
– Мы же не за шею их выдернем! – воскликнул Джек.
Люс, подкравшись, поискала ни широкой спине вожака подходящее место. Насчет нужной точки Мэй ее не проинструктировала. Поэтому Люс прижала аппарат между лопаток, нажала кнопку и отсчитала до шести.
– А, это ты, парень, – обернулся к ней стрелок. – А мы тут замышляем проучить малость лорда Блокхеда. Давно напрашивается! Ребята додумались, как его выманить из замка.
– А ну, выкладывайте, – потребовала Люс, вспомнив, что когда-то всерьез увлекалась средневековой фортификацией.
Она подсела к костру, и ей изложили план – достаточно простой даже для лесной ватаги. Люс, подумав с минуту, протянула руку к соседнему кусту и сломала пригоршню мелкох веток. Переставив на поле боя все камушка и повтыкав куда следовало ветки, она придала замыслу стрелков подлинную элегантность. Томас- Робин уставился на нее во все глаза.
– Чем больше узнаю тебя, тем больше обнаруживаю в тебе знаний и способностей, – удивился он. – Откуда это? Что у тебя за странный ум? В каких монастырях учат таким тонкостям?
Восхищение в его глазах относилось пока что не к женской прелести Люс, а к ее интеллекту. Ни малейшего проблеска мужского интереса в фиалковых глазах Люс не обнаружила. Это задело ее. Задело настолько, что она решила во второй раз включить аппарат.
Вторичная обработка произвела мгновенное чудо.
– Ну, молодцы, спать! Завтра мы выступаем еще до рассвета! – приказал вожак. – Энтони, проверь, у всех ли полны колчаны стрел. Если нет – дай растяпе по уху и вели ему взять у меня с десяток. Я что-то многовато подобрал их сегодня. И чтоб никакой обиды мельнику! Хватит с него на сегоднчя. А то однажды возьмет да и выдаст нас шерифу. Такие случаи уже бывали. Я не хотел бы во второй раз штурмовать ноттингемскую тюрьму.
– А ты? – спросил Черный Джек, немедленно заворачиваясь в зеленый плащ и укладываясь вместе с другими стрелками возле прогоревшего костра.
– А я посовещаюсь с нашим другом, – загадочно ответил вожак. – Если парень знает военное дело не хуже лорда, который двадцать лет прослужил королю, то беседа с ним может быть очень поучительной, ты не находишь?
Джек, знавший тайну Люс, пожал плечами, как бы говоря этим – знаю я, о каком военном деле вы собрались рассуждать на ночь глядя. Но он не сказал ни слова, потому что слово вызвало бы у ватаги ненужный интерес. Он только посмотрел, отвернулся и улегся спать.
Томас-Робин, обняв Люс за плечи, повел ее прочь от угомонившейся мельницы, к лесу.
– Послушай, Том, я что-то не пойму, – сказала Люс. – Как же тебя все-таки зовут? Ты действительно Робин Гуд или все-таки Томас Тернер? Только не обижайся, я ведь из далеких краев. О ватаге Шервудского леса мы только всякие истории слышали.
Вожак приосанился.
– Отрадно, что о нас говорят в самой Гаскони, – заметил он. Очевидно, сарацинские земли, вроде Греции или Византии, для него как бы не существовали, во всяким случае, с их мнением он не считался.
– Ну так как же? – не унималась Люс.
– Я тоже никогда не видел Робина, – с большим трудом признался Том. – И даже не знаю, жив ли он. Понимаешь, мы, стрелки, не засиживаемся в лесу до старости. Зачем обременять собой ватагу? Возможно, Робин Гуд почувствовал, что старость подступила, отдал рожок и лук со стрелами кому-нибудь помоложе, а сам удалился на покой. Ушел подальше, где его в лицо не знают, и стал себе жить… Или вон – в обители за рекой, думаешь, мало нашего брата?
– А от кого ты получил рожок и лук со стрелами?
