из Дижона, если это имеет значение. Пансион, значит, был в Лифляндии, недалеко от Риги. И эта Эмилия однажды явилась на урок, так сказать, в двойственном числе. Основная Эмилия стояла у доски и говорила, а двойник толокся рядом и повторял движения. Кстати, и в столовой он тоже появлялся. Эмилия сидела и жевала, а двойник торчал у нее за стулом и тоже шевелил нижней челюстью.
– Как они там только все не спятили? – удивился Васька.
Я не удивлялся. Нервы у девчонок от двенадцати до восемнадцати покрепче будут, чем у спецназовца. В тех частых случаях, когда они визжат от ужаса, речь может идти только о придуривании друг перед дружкой. Наши девчонки достаточно закалены ужастиками, дискотеками и прессой. А те были закалены предрассудками. Усадьба без привидения считалась какой-то несолидной.
– Я выписал то, что действительно важно, – Астралон перевернул страничку. – Вот. Состояние Эмилии Саже в тот момент, когда она сотворяла двойника. Цитирую! «Пансионерки посмотрели в сад и увидели там Эмилию около той же клумбы, продолжавшую работать лопатой, но вместе с тем заметили, что она двигалась медленно, точно больная или сонная.» И в тот же момент двойник появился в комнате и уселся в кресло. Как-то его даже попытались потрогать. Ощутили некоторое сопротивление! По описанию девочек, как от прикосновения к кисее или крепу.
– Что такое кисея или креп? – честно спросил Васька.
– Из них платья шили. И еще был траурный креп… – я мучительно вспоминал подробности, но они, как на грех, завалились в самую дальнюю извилину.
– Ткань, что ли? – догадался Васька. – Значит, это была плотная субстанция?
– Я думаю – как когда. Однажды кто-то из девочек нечаянно прошел сквозь двойника. В общем, выводы таковы. Двойник из Эмилии, как правило, выделялся, когда она о чем-то задумывалась, уходила в себя. Чем реальнее и активнее делался двойник, тем слабее становилась сама Эмилия.
– И чем все это кончилось? – спросил я.
– Пошли слухи, родители перепугались – родители, а не девочки! Стали забирать дочерей из пансиона. Эмилии Саже предложили уйти по собственному желанию. По слухам, она уехала куда-то в Россию.
– А кстати! Может ли эта способность передаваться по наследству? – Васька задал тот самый вопрос, который возник и у меня.
– Про это баронесса ничего не пишет, – тем самым Астралон дал нам понять, что научных трудов по данной теме с генетико-физиологическим уклоном не отыскал. А что? Вот будет любопытно, когда ученые выделят ген, отвечающий за способность создавать двойника!
Маг-теоретик перелистнул еще страницу.
– Тульпагенез! – провозгласил он.
– Чего – генез? – удивился Васька.
– Тульпагенез. Тибетская мистика.
Оказалось, Астралон года два назад забрался на книжный склад своего приятеля и откопал книжку «Мистики и маги Тибета», написанную Александрой Давид-Нэель. В библиотеках ее искать было бесполезно – литература, изданная в девяностых, туда практически не попадала. А эта штука, написанная в двадцатых годах и изданная в Париже, у нас в советское время, естественно, не переводилась. Кое-что маг-теоретик законспектировал.
Оказалось, в Тибете создание двойника – дело привычное. Не хочешь сам тащиться за тридевять земель, чтобы поздравить бабушку с Новым годом, – сотворяешь и шлешь двойника. Иногда это получается нечаянно – как у бедной Эмилии. И тут-то мы напали на след!
Мудрая Александра писала, что двойник-тульпа не обязательно должен копировать своего создателя!
Может, но не обязан!
– Вот! Вот это мы и искали! – обрадовался Васька, отнял у Астралона блокнот и выпал из культурного оборота. Астралон заглянул через его плечо.
– Поучительная история о том, как автор создал себе для развлечения веселого монаха, – сказал он. – И как потом у монаха испортился характер. И с каким трудом мадам Давид-Нэель от него избавлялась.
– Значит, европейцы тоже на это способны? – оказалось, что я, как первобытный человек, считаю восточные философии и психотехники привилегией исключительно аборигенов.
– Она несколько месяцев этого монаха мастерила. Там много всяких сюрпризов. Можно послать двойника с поручением – а он никогда не вернется. Так и будет слоняться неведомо где. Может просто вырваться на свободу, оставив за собой труп создателя… Насколько я мог понять, тибетский маг создает тульпу со строго конкретной целью, а после использования уничтожает.
Я задумался. Если наш нереал был создан с конкретной целью – пристрелить Ротмана, совратить Ксению и еще чего-нибудь отчебучить, то вполне возможно, что он уже рассеялся, перешел даже не в молекулярное, а в элементарно-частичное, или как его там, состояние!
Та же мысль осенила и Ваську.
– Не-ет… – протянул он. – Кажется, нашего нереала не так-то просто уничтожить…
– Кого? – переспросил Астралон.
Васька строго на него посмотрел.
– Вы нам очень помогли, и ваша информация, несомненно, пригодится в ходе следствия.
Я прямо восхитился. Вот я бы сейчас начал блеять и выкручиваться, а следователь Горчаков не то что закрыл – а прямо обрубил тему. Топором!
Кажется, Астралон был безумно рад избавиться о нас обоих. Особенно – от Васькиной профессиональной вежливости. Но, стоило его выпроводить из «Светофора», Васька резко повернулся ко мне, и сейчас у него было такое лицо, как если бы он собирался одновременно признаться в любви и кинуться на амбразуру.
– Нет, это что же делается? – спросил он меня. – Нет, ты мне объясни – это что, всегда так было? Только мы не знали? Они лепят, что хотят, а потом разбирают на кусочки, когда хотят!
Я полностью разделял его ненависть к безответственным магам.
– Ты представь себе! – Васькин голос даже зазвенел от боли и гнева. – Вдруг ты оказываешься в каком-то дурацком мире! Как ребенок – в мире взрослых! Ты знаешь, что подлеца нужно бить в рыло! Ты уверен, что хама нужно бить в рыло! Ты понятия не имеешь, что на свете есть уголовно-процессуальный кодекс! Ты – боец, а миру нужны банковские клерки!
– Какой я тебе боец?…
– Не ты! Инкуб! То есть, этот, эта, как его, ее… Тульпа!
– Тульпа-боец, – я произнес это, пробуя слова на взаимодействие и уживаемость. – Тульпа- спецназовец… Нет. Плохо. Тульпа-самурай… Лучше.
Васька так на меня посмотрел, что лучше бы попросту сказал: «Заткнись!»
Я вздохнул.
Васька, сдвинув рыжеватые брови, отчаянно думал.
Может, и мне о чем-нибудь задуматься? Что-то ведь я сегодня такое затевал – и если бы не Таир…
Маргарита!
Я настукал пальцем номер ее папы. Нужно было по крайней мере извиниться за то, что пообещал ясновидящего, а ясновидящий обломился. Хотя тут уж я был ни сном ни духом! Кто же знал, что Имант вдруг спятит и с пулеметным треском выскочит из кабинета?!.
И я честно начал извиняться, но Бояринов перебил меня.
– Спасибо, – сказал он, – но это уже ни к чему. Дочь нашлась.
– Она дома?! – заорал я.
– Нет. Она позвонила и сказала, что с ней все в порядке. Домой возвращаться пока не хочет.
Он положил трубку – и в самом деле, о чем нам теперь разговаривать? Кажется, та Васькина сослуживица была права, безнадежно подумал я, кажется, Маргаритка действительно с кем-то связалась… и папочка не хочет обсуждать со мной эту тему… и правильно делает…
Лютая тоска охватила меня, я вроде и видел, как Васька открывает окно, однако даже не задал себе вопроса, для чего бы. А он просто отправил в свободный полет «Шамбалу-Плюс», мало беспокоясь, где она приземлится.
– Ладно, – сказал он хмуро. – Посмотрим, кто кого.
