– А чего ж для всякого отдельное вранье придумывать? Так и запутаться недолго. Всем – одно, и на том стоять крепко! – убежденно сказала Марфа.
Архаров безмолвно согласился.
– Но почему Горелов-копыто, каков с него прок? – спросил он. – Не богач, при дворе не блистает…
– А вот тут, сударь мой, прелюбопытное дельце… – Марфа прищурилась и тихонько засмеялась. – Кофею велишь сварить? Тогда – расскажу!
– Никодимка! – заорал Архаров.
И тут же началась вся кофейная суета.
– Многие глупости рассказывают об этой Варваре. И что княжна ее в девичестве родила, и что покойной государыни дочь от Разумовского, и что даже нынешней государыни дочь неведомо от кого, и что покойного царя Петра дочь – вот и до такого додумались… Правду знает только старая дура, потому что на девку свою откуда-то пенсион получает.
– А что за пенсион и как ты про него догадалась?
– Не я – добрые люди подметили. Шестуновы всегда жили небогато. Род знатнейший, да в кармане – блоха на аркане и вошь на веревочке. А как эта Варвара у княжны завелась, так и роскоши всякие – с ней вместе.
Варвару-то она иногда вывозит, так на девке всякий раз то брошь неслыханной цены, то серьги, как у царицы. Чьи-то подарочки.
– Про отца добрые люди ничего не говорили?
– На Лопухиных грешат, кто-то из них. Ты подумай, фамилия Варвары – Пухова, а незаконным как раз такие клочки от фамилий достаются.
– Тогда была бы Пухина.
– Ну, про это ты спрашивай того, кто крестил, а я только сплетни передаю. Лопухины или кто иные – неважно, а важно другое – о ней заботятся и хотят ее в свое общество ввести. Для того старой дуре и князь – хоть какой, а князь, и девка за ним вмиг становится княгиней. А потом, когда ее княгиней Гореловой в Петербург привезут, ко двору представят, никто уже особо докапываться не станет, откуда она взялась. Из Москвы – и ладно! Станут, конечно, да только княжеский титул все прикроет.
– Ты полагаешь, Марфа, родители девицы этот брак затеяли? – Архаров призадумался. – А чем же им Петр Фомин был плох? Хорошего рода, гвардеец, и его жена не на последнем месте бы в столице оказалась…
– А не князь!
– Выходит, очень хотят дочку при дворе видеть?
– Выходит, и сами таковы. Разумеешь? И тогда лишь смогут ей каким-то хитрым способом передать то, что назначено в приданое. Помяни мое слово – окажется, что она на Москве – богатейшая невеста… А как старая дура тайно к Горелову-копыту на извозчике ездила, я тебе рассказать могу!
– Когда?!
– Не так уж и давно!
Марфа торжествовала. Жизнь ее всякий раз, как Архаров давал поручение, хоть на время лишалась скуки, и добывать нужные ему сведения ей безумно нравилось, особенно когда сведения его удивляли.
– Что, коли девица у князя? – спросил Архаров. – Сама она этому и способствовала… но для чего тогда Волконскому на пропажу жаловалась?..
– А может, князюшка жениться раздумал. Подержал у себя девку – да и раздумал, – неуверенно сказала Марфа. – Хотя не верится мне что-то…
И ее лицо вдруг помрачнело.
– Да и мне. Однако ж надо бы проверить…
Как проверить – Архаров понятия не имел. После Левушкиного поединка с князем обращаться к нему за содействием было бы нелепо, а вызнавать что-то через слуг – попросту опасно, такого дознателя могли и прибить.
Тут нужно было что-то изобрести…
– Гляди, сударь, не пришлось бы беглую девку на том свете искать, – вдруг предупредила Марфа. – Вон старая княжна шум подымает, без чувств валится, а сама ведь не больно-то и ищет пропажу.
– Ну-ка, говори! – приказал Архаров. – Что еще проведала?
– Ничего не проведала, а только не первый год на свете живу. Коли в дому блудный грех заводится, хозяева его порой так истребляют – кровь ручьями льется. Знаешь ли, как вышло, что мой Иван Иванович незабвенный к московской полиции прибился?
Очевидно, она и впрямь тосковала по Каину – иначе не потчевала бы всякий раз Архарова байками о его похождениях.
– Ты мне про девку говори, про твоего Ивана Иваныча – иным разом, – попытался было призвать сводню к порядку Архаров, но не тут-то было.
– А вот расскажу про Ивана Иваныча – поймешь и про девку. Он у меня смолоду у купца служил, потом сбежал, да и денег с собой унес немало. Жил весело, то гульба, то воровской промысел, но однажды купец его выследил, повязал и на двор к себе доставил. Ну, как быть? А наши купцы, сударь, за высокими заборами много чего творят, а дворня молчит. Иван Иванович был тогда совсем еще молод, двадцать три годочка исполнилось. Помирать в такие годы – неохота, а его на цепь посадили, голодом морить вздумали, ясное дело – забьют. И как-то приехали к купцу служилые люди. Ванюшку дворовая девка предупредила, он и заори: «Слово и дело государево»! Его и поволокли в Тайную канцелярию. А там ему уж было что сказать. Еще пока он у купца служил, повадился к купеческой дочке по ночам гость приходить. Она собак прикормила, сторожам денег давала, сама его принимала. Выследили, поймали, а он, сударь, из гвардейцев! Ну, как быть? Венцом он греха не прикроет, отпускать подобру-поздорову купец не пожелал. Забили насмерть – да и в старый колодец вниз головой. Вот про это Иван Иваныч и рассказал на допросе. Проверили – точно, в колодце давний труп. За что Ванюшка мой и получил денежную награду. Я к чему клоню – там, на Воздвиженке, у княжны заброшенных колодцев нет ли?
Архаров ничего не ответил. Поведение княжны Шестуновой и его самого порядком смущало.
На словах княжна только одного и желала – чтобы воспитанница сыскалась. На деле же…
Тут Архаров громко ахнул.
Было ли хоть единое доказательство тому, что Варвара Пухова вообще покинула пределы шестуновского дома? Она исчезла из своей комнаты – это все, что он знал доподлинно. Пропал лакей Павлушка, который мог ее тайно выпустить – но трудно ли княжне отправить его хотя бы в свою подмосковную с наказом сидеть тихо? Не появлялся и волосочес – а трудно ли отказать от дома приблудному французу? Московская барыня могла бы, коли ей бы на ум взбрело, выгнать французишку из дому в тычки, натравливая на него при сем своих мосек. И вся родня бы ее в этом бурно поддержала.
– Ну, Марфа, благодарствую, – сказал он внимательно на него глядевшей сводне.
– То-то, – вполне удовлетворенно отвечала она. – Коли девка себя не соблюла, старой дуре перед родителями за то ответ держать. А так – и концы в воду.
– Как будто ей за побег ответа держать не придется!
– Не найдется беглая девка – ничего не поделаешь, так Бог судил, а коли отдать девку замуж, а она порушенной окажется, позору будет много. Может, в Петербурге с этим делом и попроще, а у нас тут – и Боже упаси.
– Заморочила ты мне голову, – честно признался Архаров. – Ничего уже не понять, то она у тебя замуж за князя собирается, то в колодце…
– А вот был бы жив мой Иван Иванович, он бы живо сыскал. Не в упрек тебе, сударь, говорю, а только у него всюду свои люди были. У тебя их покамест не завелось, а у него были и много о чем предупреждали.
– То-то он на каторгу отправился, – поддел Архаров. – Да еще на вечную каторгу. Безвинного человека так не карают.
– Злодеем любого ославить можно. Вон Карл Иванович, как баб послушаешь, кровопийца и сущий аспид, – сравнила Марфа, обнаруживая знакомство с подлинным, а не созданным московским воображением Шварцем. – А про Ванюшку моего и хорошего можно рассказать немало. Вон ты, сударь, знаешь катальную гору за Мытным двором? Это у нас, в Зарядье. Зимой все на салазках катаются, а есть такие оглашенные,
