начнет святое имя твое, той да избавлен будет от всякаго прилога злаго, – напоминал святому Трифону смиренный канцелярист Устин где-то за углом. Дойдя до некого знаменательного места, он стал возвращаться, и молитва – с ним вместе.
– И якоже ты иногда дщерь цареву в Риме граде от диавола мучиму исцелил еси, сице и нас от лютых его козней сохрани во вся дни живота нашего, наипаче же в день страшный последняго нашего, издыхания предстательствуй о нас, егда темнии зраки лукавых бесов окружати и устрашати нас начнут, – возглашал Устин.
– Чего это он чертей гоняет? – удивился Демка.
Устина, творящего молитву, опять понесло прочь…
– Послушник наш новый, – сказал негромко высокий монах.
– Для чего ночью ходит? Он что-то видеть мог? – осведомился богомолец.
Демка с Яшкой сразу друг дружку подтолкнули – богомолец был доподлинно не русский. Речь его подтвердила домысел, возникший у Яшки при виде брошенного хлеба.
– Кто его разберет… с ума он сбрел, что ли?..
– Буди нам тогда помощник и скорый прогонитель лукавых бесов, и к Царствию Небесному предводитель, – продолжал меж тем Устин. – Идеже ты ныне предстоиши с ликом святых у Престола Божия…
– Куда окно его кельи глядит?
Высокий монах отделился от стены и поднял голову, изучая окна соседнего здания.
– Да он блаженный, ваша милость, – сказал он неуверенно. – Вот и отец Аффоний сказывал… влюбился в блудницу, сюда спасаться прибежал… Бог с ним, ваша милость…
– Окно его, я спрашиваю, где? И чем он тут занимался?
Странный богомолец, очевидно, привык командовать.
– …моли Господа, да сподобит и нас причастниками быти присносущнаго веселия и радости, да с тобою купно удостоимся славити Отца и Сына и Святаго Утешителя Духа во веки. Аминь! – торжественно прозвучало в темноте. После чего даже шагов не стало слышно – Устин побрел еще куда-то.
– Да на вас же и потрудился, бумагу вашу переписывал, почерк-то у него хороший, разборчивый, – сказал, уже несколько сердясь на допрос, отец Флегонт. – Мало ли, отчего из кельи вышел. Он молитву святому Трифону читал – вы, сударь, человек инославный, вам не понять…
– Когда среди ночи вслух молитвы читают, то сие… сие знак есть. К себе в помещение ступайте, отец Флегонт, я же буду оставаться.
Вот тут Демка с Яшкой вдругорядь подтолкнули друг друга.
Незнакомец, уже не желавший изображать богомольца, был настроен достаточно мрачно и решительно, чтобы вызвать нехорошие подозрения. К тому же, как выяснилось потом, Демка с Яшкой подумали одновременно, что среди тех, кто попросился на ночлег в обитель, у него могла быть сообщники. Архаров оказался прав – проще всего было войти в Москву с толпой богомольцев, бредущих от Троице-Сергия, и таким манером можно было ввести хоть целый полк – хватило бы лишь подрясников и домотканых кафтанов с армяками.
Они, не сговариваясь, стали отступать и добрались до угла здания. За углом уже можно было выпрямиться.
Тут шаги Устина вновь сделались слышны, но были они куда медленнее. Очевидно, прокричав молитву святому Трифону, он никак не мог придумать, что бы сделать дальше. Наконец появился между двумя домами – в безупречной позе инока, чуть нагнувшись вперед, опустив голову и держа руки перед грудью вместе.
– Вкуред… – приказал Демка.
Устин и пискнуть не успел, как оказался прижат к стенке в темном месте, с зажатым ртом.
– Мы это, – сказал ему Демка. – Стой, не кобенься.
Устин промычал так, что сразу стало ясно – встрече с друзьями рад, пусть даже столь необычайной.
– Ты, дурья твоя башка, какого кляпа ночью шастаешь? – спросил далее Демка. – Держись при нас, в келью возвращаться не смей.
Устин издал возмущенное мычание. Оно заключало в себе еще и вопрос: отчего?..
– А потому, что там тебя и возьмут на жулик, – растолковал Яшка. – Ну и что с тобой теперь делать, кляп маринованный?
– Его, Скес, вытолкать отсюда надобно взашей, покуда жив, – решил Демка. – Помнишь дырку, что в Кисельный ведет? Устин, ты молчи, Христа ради, я тебе растолкую, куда бежать. И чтоб ни за каким своим сламом возвращаться не смел. Пойдешь на Лубянку, достучишься до дневальных, да чтоб все – бегом! Потребуешь, чтобы тебя к господину Архарову сопроводили. Плевать, что ночь. Доложишь – в обители-де тайный склад оружия в подвале. Он решит, как дальше быть. Знак пусть будет… ну, прокукарекает кто- нибудь пускай, я «весной» отвечу. Понял, смуряк охловатый?
– Угу, – промычал Устин. Он уж был сам не рад, что все это затеял.
И тут за домом раздался короткий вскрик, затопотали чьи-то ноги, кто-то свистнул.
Демка от неожиданности даже убрал ладонь с Устинова рта.
– Стрема, – сказал Яшка. – Стойте тут, я разузнаю…
Он скинул с плеча холщовую суму, одновременно выдернув из нее кистень, и заскользил, проделывая ногами выпады не хуже фехтовальных, чуть касаясь руками земли, и пропал.
– Вот ведь обезьяна рыжая, – сказал Демка, недовольный тем, что Скес отправился в разведку без его приказания. Все же Архаров поставил старшим его, Костемарова, и сей порядок следовало соблюдать.
Устин вытер рукой рот.
– Тут нечистая сила шалит, – сказал он уверенно. – Ты вот, поди, не знаешь, а бесы и в монастырь пробраться могут, и здесь разводят всякие соблазны.
– И как? Соблазны-то – в теле? – спросил Демка, даже в такую тревожную минуту сразу настроившись на амурный лад.
– Нет, не те, – несколько смутившись, отвечал Устин. – А молитвы несуразные читают, каких ни в одном молитвослове не сыщешь. Я потому и к святому Трифону воззвал… он хорошо помогает…
– Бесы читают молитвы? – уточнил Демка. Ему это показалось сущей околесицей, но обитель явно на время сбрела с пути истинного, и коли иноки переписывают манифесты самозванца, а в подвале устроен арсенал, то отчего бы не случиться еще какому ранее невозможному явлению?
– Да нет, молитвы-то как раз люди читают… И сдается мне, что это кто-то не из нашей братии. Наши-то голоса мне знакомы, я знаю, как кто читает… вот отец Анисим так иногда псалом отбарабанит – через пять слов шестое разберешь… ох, прости Господи… сам-то я – не лучше! Сам-то, многогрешный, еще хуже читаю!
– Нишкни, – приказал Демка, не понимая, с чего вдруг запричитал Устин. Он, разумеется, не знал, что все это время бывший архаровский писарь отчаянно и безнадежно боролся со своей гордыней.
– Это кто-то пришлый, – сказал Устин совсем тихо. – А читает внятно, голос зычный, с таким голосом, поди, на театре играть берут…
Демка насторожился. Он вспомнил про приключения с господином Сумароковым, а еще вспомнил Сашу – тот прочитал архаровцам из тетрадки чуть ли не страницу, стараясь подражать актерам, и все дружно решили, что смотреть трагедии господина Сумарокова не станут, какие-то у его героев речи маловразумительные.
Но сейчас было не до театра. Яшка не возвращался, но и подозрительного шума более не было. Что-то он, видать, отыскал любопытное.
– Пошли, поглядим, где Скес, – решил Демка. – Держись за мной. Коли что – во-он туда удирай. Не сможешь в Кисельный выскочить – тогда в Рождественскую обитель, поднимай шум, буди братию. Там тебя не достанут…
Они прошли снова между домами, Демка подал голос – изобразил свистом неизвестную Устину ночную птицу, такой же голос отозвался.
Яшка сидел на корточках, повернулся, приложил палец к губам.
– Отемлел Яман… Все уж, отемлел… – растерянно произнес он.
