циферблаты простые и с камушками, вставленными возле цифр, – так что опознать их легко, и избавляться от них нужно скоро. Опять же – за три года полицейской жизни рыжий шур несколько отстал от прежних повадок, разве что – для пользы дела.
Демка, собственно, рассчитывал на то, что часы подвернулись Яшке так же, как связка баранок. Но чуда не произошло – сколько до полуночи, архаровцы, следственно, не знали.
– Верховой еще какой-то на огороде, – ворчал Харитошка-Яман, водя пальцем по строчкам. – Люди еще какие-то незримые…
– Стрема… – прошептал Яшка.
Два огарка тут же погасили. Демка сунул Устинову грамоту в суму, перекинутую через плечо, а из сумы достал кистень. Шварц напрасно полагал, будто все отнятые у грабителей и налетчиков кистени хранятся у него в подвале… а, может, и знал правду, но относился к ней философски…
Засев в кустах, три мнимых богомольца наблюдали такие картины.
Прошел с фонарем к огородам маленький инок, коего приметили в обществе Устина.
– Верши, мазурики, кас швонар начит…
Как это с ними часто случалось, они в тревожных обстоятельствах перешли по привычке на байковское наречие. Можно было и по-простому сказать: гляди-де, братцы, монах фонарь тащит. Но не было бы того призыва к бдительности, который невольно возникал от применения байковских слов.
Про фонарные знаки Устин написал подробно, и архаровцы внимательно следили, не будет ли чего похожего, но инок просто удалился в сторону Рождественской обители.
Затем появился высокий монах, также с фонарем, и он-то стал подавать знаки.
– Зеть… – шепнул Демка Харитону, и тот на корточках, по-обезьяньи, двинулся к высокому монаху, но не прямо, а по дуге, чтобы оказаться у него за спиной.
Очевидно, полночь все же настала, потому что события следовали сплошной чередой. Появилась фигура нечеловеческих очертаний и, кажется, с рогами. Демка перекрестился. Но фигура, попав в круг фонарного света, обернулась третьим иноком, который нес в охапке какие-то длинные палки, торчащие выше головы. Он, обменявшись словами с высоким монахом, ушел вслед за маленьким.
Архаровцы успели изучить окрестности и поняли – что-то происходит в маленьких переулках, по которым от Сретенской обители можно дойти до Грачевки и до Неглинки. Переулки таковы, что приличного человека там не встретишь – кому охота нюхать опасную вонь от речки? И коли надобно что протащить в обитель незаметно – то, разумеется, не по Сретенке и даже не по двум Кисельным переулкам, а именно по этим жутким, узким, грязным щелям…
И точно – явилась процессия. Впереди шел маленький инок с фонарем, за ним мужчины попарно тащили нечто на носилках. Четыре пары таких носильщиков, тяжко груженых, проследовали мимо высокого монаха, не останавливаясь. Он, пропустив их, пошел за ними следом.
– Похляли, – сказал Демка.
Архаровцы незаметно пошли за носильщиками, вместе с ними обошли каменное здание, где обитал Устин, а потом и другое. Там они поняли, о каком подвале речь: в стене была маленькая дверка, к которой еще нужно было спускаться по ступенькам, и если такую дверку несколько лет не открывать – то впору взрывать порохом. Однако монахам удалось подкопать ее – судя по тому, что именно туда потащили в охапках имущество, что было доставлено на носилках. Низенький инок ушел в подвал первым, высокий остался распоряжаться наверху. И Демка с Яшкой ничуть не удивились, увидев, что к нему подходит тот самый сомнительный богомолец, что бросил непропеченный хлеб в кусты.
– Вы ума лишились, отец Флегонт, там же сырость неимоверная, – сказал он.
– Вы сами говорить изволили, что сие ненадолго.
– Подвал вблизи реки, там ничего нельзя хранить.
– Так уж и вблизи… не бойтесь, Бог милостив, ничего не успеет отсыреть…
Демка подтолкнул Яшку локтем.
– Верши… трущевки…
– Ага…
Они оба не были военными людьми, оружие не каждый день в руках держали, но, как положено мужчинам, да еще архаровцам, знали об оружии немало. Металлическое лязганье длинных предметов, переносимых в охапках, да тусклые блики от фонаря, скачущие по опасному этому грузу, означали, скорее всего, что в монастырском подвале прячут ружья. Отсыреть же за небольшое время мог порох…
Теперь дело было за малым – убедиться, что подвал заперт, что монахи ушли в свои кельи, и кому-то бежать к Рязанскому подворью, возможно, сразу на Пречистенку, потому что дело серьезное, а кому-то следовать за людьми, что привезли оружие.
Носильщики вылезли из подвала, сгрудились вокруг высокого монаха и подозрительного богомольца, появился и маленький со своим фонарем, началось какое-то совещание. Демка, сколь ни напрягался, ничего не услышал и не понял. Вся надежда теперь была на Харитона – авось ему удалось подкрасться поближе.
Наконец маленький инок пошел к кельям, высокий инок и богомолец повели носильщиков прочь, к огородам, но неторопливо.
Демка дал знак Яшке – и тот поспешил за маленьким иноком. Сам же Демка, хоронясь в тени, двинулся было за носильщиками, но тут они опять остановились, выслушали некий приказ странного богомольца, и тогда разделились – высокий инок с богомольцем пошли назад, носильщики – огородами и переулками к Грачевке. Демка задумался на миг – кого преследовать. Выбрал богомольца. Почему – объяснить бы, пожалуй, сразу не смог.
Носильщики – люди подначальные, так бы сказал он Архарову, и могут даже не знать имени того, кто их нанял. А вот богомолец – точно из тех, кто заварил кашу. Архаров возразил бы – нет, Костемаров, богомолец из обители уж никуда не денется, он пешком пришел издалека, ему отдых нужен, а носильщики, может статься, отправились туда, где хранится еще оружие. Нет, ваша милость, – так отвечал бы Демка, – коли разберемся с этим дурным богомольцем, то разберемся и с оружием. А вот коли его упустим – то получим кучу ружей, на которых не написано, откуда они и для чего они. Архаров бы нашел еще какие-то доводы – а Демка сказал бы, что нюх, свойственный шурам и мазам, ведет его сейчас по следу богомольца. А против нюха не попрешь!
Он продвигался бесшумно, замирая и прислушиваясь. Где-то совсем рядом были Яшка-Скес и Харитошка-Яман.
Вдруг богомолец с монахом остановились, услышав шаги, метнулись и прижались к стене. Демка тут же опустился на корточки, пытаясь слиться с кустом.
Кто-то впотьмах бродил у келий, но бродил кругами, приближаясь и удаляясь.
– Стрема… – услышал Демка за спиной.
– Зеть… – отвечал он не глядя.
Эти слова оба, Демка и Яшка, услышали потому лишь, что ждали их, а посторонний человек бы, пожалуй, и не уловил быстрого шепота.
Яшка почти на четвереньках подполз к Демке, и оба уставились на высокого монаха с причудливым богомольцем.
Эта парочка вела себя весьма по-дурацки – коли они желали остаться для кого-то незримыми, то следовало прежде всего погасить фонарь.
И тут наконец раздался голос.
Он был достаточно громок и разборчив, но то, что прозвучало, сперва Демку с Яшкой ошарашило: занятые тайным складом оружия, они напрочь забыли, что находятся в обители и на каждом шагу могут услышать молитву.
– О, святый мучениче Христов Трифоне, скорый помощниче всем, к тебе прибегающим и молящимся пред святым твоим образом скоропослушный предстателю! – произнес удивительно знакомый голос. – Услыши убо ныне и на всякий час моление нас, недостойных рабов твоих, почитающих святую память твою.
Этот голос почти приблизился, но опять стал удаляться.
– Ты убо, угодниче Христов, сам обещался еси прежде исхода твоего от жития сего тленнаго молитися за ны ко Господу и испросил еси у Него дар сей: аще кто в коей-либо нужде и печали своей призывати
