– К вашим милостям особа персоны дамского сословия изволят пребывать! И господин поручик Тучков при ней тут же состоит!
Архаров понял, что пора привлекать к воспитанию Шварца и Ваню Носатого.
Но Никодимкина дурость пошла на пользу делу. Варенька невольно засмеялась. Так, смеясь, и вошла, а обер-полицмейстер встал и достойно поклонился.
– Вот, Николай Петрович, госпожа Пухова, как вы изволили предусмотреть, – сказал, появляясь в кабинете, Левушка. – Мы встретили госпожу Пухову у дома ее сиятельства, предложили воспользоваться экипажем. Госпожа Пухова любезно согласилась…
В кабинете появился Канзафаров, и более того – каким-то извилистым движением проскользнул и встал у печки Никодимка. Ему страх как было любопытно, что за молодую девицу привезли к барину на ночь глядя.
– Сударыня, как вы нашли господина Савина? – первым делом, помня, что Варенька сорвалась и помчалась к человеку, уже второй раз спасшему ее из беды, спросил Архаров. – За ним в моем доме превосходный уход, господин Воробьев дважды в день навещает, рана заживает…
– Ах, господин обер-полицмейстер, кабы мне кто сказал, что вы у себя своих полицейских лечите! – перебила Варенька. – Я не знала, что такое возможно, право, не знала!
Рассказывать при свое особое отношение к Федьке Архаров не стал.
– Я, сударыня, рад вашему визиту, потому что вы убедились, что господин Савин выздоравливает, – с большим достоинством приступил к делу Архаров. – А теперь, коли ответите на некоторые вопросы, буду вам весьма признателен. Вы знаете, для чего я приезжал к госпоже Долгоруковой…
– Искали, кто потерял какую-то крамольную бумагу, а ее никто не терял, ваши люди обознались, господин обер-полицмейстер, – с полной уверенностью заявила Варенька. – Анна Сергеевна очень строго дом ведет, никто бы не посмел.
Архаров вздохнул – он уже видел, что за особу персоны дамского сословия заполучил в свой кабинет. Собственно, он это знал и ранее. Девица, что удирает к проигравшемуся в крапленые карты жениху, прихватив с собой драгоценности, – соединяет в себе возвышенное благородство, горячую кровь и беспредельную простоту души, Клаварош на сей предмет использует французское слово «наив», а Саша Коробов – слово «инженю», которое, сдается, у галантных французов означает просто дуру…
– Именно так, из дворни, сударыня, никто бы не посмел, – согласился обер-полицмейстер, – бумагу сию потеряла сама Анна Сергеевна. Тому есть свидетели. И вот причина, по коей она чувствовала во время моего визита известную неловкость.
Архаров подозревал, что Варенька, желающая видеть в людях лишь добродетели, без малейшей примеси порока, была довольно заинтригована появлением полиции в Кривоколенном переулке, чтобы спуститься из комнат с занавешенными окнами и тихонько простоять у дверей все время визита.
– Анна Сергеевна?! – воскликнула Варенька, ахнула, вдруг покраснела и закашлялась.
В кабинете начался переполох. Левушка кинулся усаживать гостью, Архаров орал, чтобы Никодимка принес воды, Саша требовал для Вареньки теплого питья, и, наконец, приступ кончился – только девушка осталась сидеть, прижимая руку ко рту. Не сразу догадались, что ей нужен платок.
– Ну, как ты додумался – сразу, с места в карьер, ей такое говорить? – шепотом ругал Архарова Левушка. – Она княжну «маман» называет, а ты со своими манифестами…
Но, как ни странно, эта суматоха всех как-то сблизила, и Архаров уже смог задать придуманный заранее вопрос:
– Слухи ходили, сударыня, что вы уехали в Санкт-Петербург и обвенчались с его сиятельством князем Гореловым, так можно ли вас поздравить с тем…
– Милостивый государь Николай Петрович! – уже не порываясь звать Архарова исключительно господином обер-полицмейстером, отвечала Варенька. – Я ненавижу и презираю ложь! Всякую ложь, какая только возможна! Вы знаете, я больна, и хотя в горах воздух оказался мне полезен, я не знаю – суждено ли мне прожить еще десять лет, или же я до Рождества не доживу. В моем положении ложь почитаю гнусной, сама до нее не унижаюсь, и когда кто при мне лжет – тот мне более не друг! Даже коли свадьба была уж решена…
– Но, насколько мне известно, у вас есть покровители, которые желали бы этого брака, – намекнул Архаров, а Левушка с Сашей переглянулись.
– Ложь мне противна, – повторила Варенька. – И я оставила князя, хотя матушка моя желала видеть меня княгиней и благословила меня…
– Вы, стало быть, встречались со своей матушкой? – стараясь соблюсти спокойствие, спросил обер- полицмейстер.
– Да, для того меня привезли в Санкт-Петербург. Я встретилась с ней тайно, меня ночью доставили в какой-то дворец, она была в маске… Николай Петрович, что вы так глядите?..
– Как при вас называли эту даму? – встрял Левушка, безмерно взволнованный.
– Тучков, уймись, – приказал Архаров. – Итак, матушка ваша благословила вас, и решено было венчаться в Москве?
– Да, в Москве, с тем, чтобы потом выехать навстречу батюшке моему… Так матушка решила…
Левушка вскочил со стула с вопросом на устах. Саша тоже невольно сделал шаг к столу.
– Молчи, Тучков! – прикрикнул Архаров. – Сударыня, сие решение… сие приказание вашей матушки… Давно ли вы с ней встречаться изволили?
– Зимой, сударь, мы ехали на санях. Или нет, уже настал Великий пост… Нет, не наступил еще, а поехали в Москву сразу после Пасхи. Мы собирались зимой ехать, но что-то не сложилось, князь сперва торопил, потом сказал – следует подождать несколько, – объяснила Варенька. – Я думала, он потому не торопился, что дом еще не был отделан.
– Он что же, хотел сразу привезти вас к себе на Знаменку? – спросил Архаров, удивленный таким поворотом дела. Он впервые слышал, чтобы невеста еще до венчания поселилась в доме жениха. Однако воля матушки – великое дело…
С одной стороны, все совпадало – князь устроил Вареньке встречу с матушкой зимой, когда самозванец одерживал победы, и поездка навстречу «батюшке» была отложена, когда победы прекратились. Но с другой стороны – что тут за тайная игра? Неужто государыня затеяла интригу, используя для переговоров с маркизом Пугачевым свою дочь? Коли так – она знает, что против нее выступил законный и чудесным образом спасенный супруг… этого только недоставало…
Он вспомнил великое беспокойство князя Волконского. Выходит, оно имело основания? Но в таком случае пуля в лоб – удел и самого Архарова. А этого он никак не хотел.
– Нет, мы приехали не на Знаменку, – возразила Варенька. – Я даже не сразу догадалась, где этот дом, потому что сперва почти не выходила. Мы ездили кататься…
Тут она несколько смутилась, вспомнив восторг в Федькиных глазах. И далее воспоминание повлекло ее в ту ночь, когда она, сбежав и надеясь найти приют в доме воспитавшей ее княжны Шестуновой, на самом рассвете встретила чуть ли не посреди Воздвиженки этого отчаянного архаровца, как оказалось – именно ее там ожидавшего… а по пятам за ней уже неслась карета князя Горелова…
– Сударыня, – сказал обер-полицмейстер, внимательно на нее глядя, – я вижу, что вам претит всякая ложь, и именно потому прошу вас припомнить – не было ли во время ваших странствий, сперва в Петербург, потом в Москву, а также за время вашего пребывания в Москве чего-то, что показалось вам, с вашей любовью к правде, несколько, я бы сказал, сомнительным?
– Да, Николай Петрович, – помолчав и подумав, произнесла Варенька. – Начиная с запаха, который шел от глазетового платья матушки моей… Я придаю более значения запахам, нежели они того заслуживают, это из-за болезни, из-за моей возбудимости, Николай Петрович…
Архаров вздохнул. Ему стало безмерно жаль эту девицу Пухову, странным образом замешавшуюся в интригу государственной важности, эту худенькую, с настоящим, но подтверждающим ее нездоровье, румянцем девицу, чья открытая душа могла вот-вот, одолеваемая отвращением к лжи и грязи, вернуться в свое небесное отечество. И даже такая странная мысль родилась: коли бы Варенька была не столь загадочного происхождения, ее следовало бы взять к себе, уговорить венчаться, чтобы в особняке на Пречистенке она оказалась наконец в безопасности, окруженная заботой, и никакая мерзость мира не касалась бы ее более.
