– Поехали, говорю. Я ж обещал – шашлыки, природа... Шевелись скорее, люди ждут.
Пакля присел на диване, потряс головой. Поршень смотрел на него, пытаясь скрыть брезгливость. Приятель напоминал старого, больного и завшивленного кота.
– Какие еще люди?.. – спросил Пакля. – Пельмень, что ли?
– И Пельмень. И еще кое-кто. Должны ведь мы нормальных ребят под собой собрать?
– Какие еще ребята... – тихо пробормотал Пакля, вставляя ноги в кроссовки и засовывая в сумку шлем, с которым в любом состоянии не расставался.
Они вышли на воздух, там у Пакли начала проясняться голова. Он расстегнул рубашку, проветривая давно не мытое тело. Дул прохладный ветерок, солнце время от времени высовывалось из-за серых облаков.
– Хорошо... – вздохнул Пакля, расчесывая бока. И вдруг удивленно присвистнул. – А это что такое?
Возле стены фабрики стоял, поблескивая недавно мытыми стеклами, небольшой серый джип. Старенький, угловатый, с неудобным «правым» рулем, но все-таки джип.
– Что это?! – еще раз воскликнул Пакля.
– А это... вот... – повел плечами Поршень. – На нем поедем. Джип «Сузуки».
Пакля еще раз присвистнул и обошел машину кругом, тронул капот, крылья, ручки на дверях. От джипа шел волнующий бензиновый дух.
– Чей это?
– Мой, – скромно ответил Поршень.
– Твой? – проговорил Пакля с каким-то странным выражением. – Твой, значит, да?
– Ну да, нужна ведь машина-то...
– Машина нужна... – у Пакли неожиданно затряслись губы. И вдруг он перешел на истерический крик: – А где мой джип?! Говори, козел! Почему здесь не стоит мой джип?
Поршень, не ожидавший такой реакции, даже попятился.
– Тихо, тихо, – испуганно заговорил он. – Будет тебе джип. Хочешь – забирай этот. Только куда поедешь-то? До первого поста?
Пакля уже сбросил напряжение, хотя губы еще продолжали трястись.
– Я поведу, – произнес он таким решительным голосом, словно от этого многое зависело. – Говори, куда ехать.
Джип тарахтел и трясся, как трактор, но с места брал резво. Поршень со смешанными чувствами поглядывал, как Пакля ерзает по сиденью. Он словно боялся, что какая-нибудь зараза переползет с мятых заляпанных штанов приятеля на обивку.
– Так чего там у тебя за ребята?
– Нормальные пацаны, на Узловой познакомились, в кабаке. Двое с Шишорева, один с Мехстанции. Ломовые мужики. С нами теперь работать будут. Они уже на месте – костерчик разводят и все такое...
Пакля неопределенно хмыкнул. Поршень поспешил развеять его сомнения.
– Я им сказал, что ты у нас – бугор. Сказал, что ты в розыске и пока прячешься.
Ничего такого Поршень, естественно, не говорил. Он бы просто постеснялся предъявить кому-то замызганного вонючего Паклю и назвать его своим бугром. Умер бы со стыда.
В уютной ложбинке у ручья, впадающего в Подгорку, поднимался дымок. Аппетитно пахло жареным мясом и свежими огурцами. Пакля увидел троих незнакомых парней и Пельменя. Последний сидел, отсвечивая лысиной, чуть поодаль с лицом, как всегда, испуганным и настороженным. Впрочем, Пакля все равно был жутко рад его видеть.
– О, наконец-то! – пробасил один из незнакомцев – чернявый, широкоплечий, надутый мышцами, с тремя бородавками на лице. – Уже готово все.
Пакля вышел, выпрямил спину и сделал нахальное лицо – чтобы больше походить на главного. Сумку со шлемом он закинул за спину.
– Здорово, братва, – произнес он сквозь нарочито кривую ухмылку.
– Знакомься, – предложил Поршень, и Пакля начал пожимать руки.
Бородавчатого звали Хамыч, когда он улыбнулся, у него обнаружилось полрта золотых зубов. Второй – коротко стриженный, узкоглазый, с небольшими розовыми шрамами на запястьях – назвался Чингизом. И был еще один, сонный и апатичный, с печальными глазами, его звали Шуша.
Пакле они не понравились. Эти парни внушали ему какой-то подсознательный страх. Сразу было ясно, что Поршень собрал самых отъявленных отморозков, каких только нашел. И тем не менее, их сила и характер притягивали. С такими людьми лучше ходить в друзьях, чем наоборот.
Пакля был особенно рад видеть Пельменя. Он даже захотел потрясти его за плечи и закричать: «Здорово, Пельмень, как твои «селедки»?» Но сдержался. Просто сказал «привет» и солидно пожал руку.
– Все, садимся, – сказал Хамыч, снимая шампуры с углей. – Э, толстый, метнись за лекарствами.
Пельмень поднялся и поплелся к берегу, откуда вскоре принес авоську с мокрыми холодными бутылками водки. В приготовленных стаканах знакомо забулькало.
Пакля чувствовал себя как-то странно. Вроде бы он был тут главным, основным, ради него все затеялось... Но эти златозубые, плохо побритые, мускулистые и решительные пацаны все равно были главнее. Пакля попытался было смотреть на них покровительственно, но наткнулся на взгляд Чингиза и – съежился, отвел глаза. У Чингиза глаза были матовые, непроницаемые, безжалостные. Он, наверно, мог убить человека. Или уже убивал...
– Ну, за наш синдикат, – предложил Пакля, качнув стаканом.
– Чего? Какой синдикат? – спросил Хамыч, отведя от лица шампур.
Поршень громко и фальшиво рассмеялся.
– Нормально! – сказал он. – За синдикат, за встречу – какая разница?
Про синдикат своим новым друзьям он, естественно, тоже не сказал ни слова. Пакля, не обратив внимания на заминку, проглотил водку и поспешно пихнул в рот кусок помидора. Нечаянно глянул на Пельменя: тот все еще держал полный стакан, настороженно поглядывая на новых знакомых. Чувствовалось, он готов драпануть от них в любой момент.
Пакля вдруг ощутил толчок локтем в бок. Он повернулся – на него смотрел сонный Шуша. Он смотрел как-то странно – словно не видел. Или видел, но не собеседника, а что-то другое.
– Чего? – пробормотал Пакля.
– А прикинь, – тихо сказал Шуша. – Вот стоит чувак. Толстый, килограмм на двести. На дороге стоит. И тачка летит, «Феррари», – под двести километров. И – буц ему в брюхо! И весь его жир – вдребезги по дороге.
– Чей жир? – оторопел Пакля.
– Чувака этого.
– Какого чувака?
– Да просто чувака. Прикинь. Короче, двигать пора.
– А-а... – медленно кивнул Пакля, невольно отодвигаясь.
Поршень и Хамыч с Чингизом начали о чем-то переговариваться. Пакля прислушался, но до него доносились только обрывки фраз:
– ...а чего ты бычки-то? Подумаешь, бычком прижег...
– Бычком и сам себе могу...
– Утюгом надо...
– Старо. Сейчас ребята пальцы в тиски...
– Девку его надо было разложить...
– ... а, маленькая. Пионерка...
– Кадык вскрыть лезвием и ширнуть в вену, будто сам...
– ...ничего, я котенка брал и на их глазах отверткой... Дети, блин, орали, сучата...
Шашлыки были жесткие и пахли керосином. Пакля где-то слышал, что протухшее мясо специально керосином прыскают, чтобы опарыши выползли. Он отложил шампур в сторону и закурил. И вновь Шуша толкнул его в бок.
– Чего? – нахмурился Пакля.
