Город Шаркил раскинулся по обоим берегам реки Шаркил. Река делала огромный полукруг. Множество причалов было выстроено вдоль берегов, и к ним привязаны были тонкими веревками корабли, лодки, плоты всех форм и форштевней, на которых развивались флаги всевозможных цветов и рисунков. Город был забит чужестранцами – греками, болгарами, итальянцами, византийцами, мусульманами, туркменами и другими идолопоклонниками, и уймой викингов. В мусульманском квартале города было двенадцать мечетей, в квартале викингов – статуи их идолов, фимиам и воскурения отличали византийский квартал. В небольшом квартале проживали китайцы и представители странных народов, которые торговали странными товарами и занимались различными странными ремёслами, к примеру, изготовлением сувениров, памяток, сонников.
Вне этих закрытых кварталов, на широких улицах проживали евреи – городское большинство. Три площади были в городе. На каждой – свои синагоги. Площади кольцами окружали улицы. Улица банков, – улица чистого серебра. Улица бриллиантов и золота, которую посещали любители чужих жен, – смотреться в зеркала витрин магазинов и видеть изделия глазами своих возлюбленных. Улица рабов и проституток, где любовь была дешевой, простой, быстрой, преуспевающей во все сезоны, и всегда недостаточной. Улица мехов и улица сладостей, где продавали печенья и пирот, обильно обсыпанные сахарной пудрой: никогда не понимал, что хорошего в них находят люди. Улица талесов, ниток для вязанья ермолок, бархата для шляп мужчин, чтобы смягчить тяжкий тошнотворный камень в их животах, возникающий от вспышек ревности к делам их любовниц. Тех, чистых и красивых, от которых никогда не слышишь что-либо, похожее на истинную правду. Они никогда не вдаются именно в те подробности, которые необходимо знать.
В Шаркиле семьдесят одна синагога, и все были возведены почти в небе. Это завершило спор в первом поколении перешедших в иудаизм – надо ли строить башню к синагоге или нет? Решено было не строить (и жаль!). Но принять идею одного из архитекторов – строить синагоги высотой с башню. Так, чтобы входящий в город человек первым делом видел синагоги перед тем, как увидеть лачуги.
Синагоги были построены на высоких скульптурно украшенных столбах, высотой до двадцати метров, которых называли столпами Торы. За окнами видны были крыши домов и небеса, и, казалось, ощущался Некто, восседающий на высотах, говорящий о силе и бессилии молитв. Между этими столпами, под зданиями синагог была площадь, дающая тень летом и крышу от дождей зимой. Там стояли скамейки, а земля была покрыта плитками или гравием или даже деревянным настилом. Ящики с песком, растения, растущие в тени, бассейны с золотыми рыбками, рядом с которыми дети слушали сказки и легенды, к примеру, о Маккавеях.
Жители Шаркила были неутомимыми, не успокаивающимися транжирами. Жители Шаркила были красивыми, и это притягивало туда многих.
Я давно оспариваю Милорада Павича в вопросе организационной структуры Хазарии. На 123 странице его книг «Хазарский словарь», являющейся единственной в своем роде энциклопедией всех воображаемых фактов о Хазарии, он описывает слабость хазар, источником которой является их терпимость. Верно, это было главным элементом их слабости, даже дряблости, и, может, именно это привело к их падению от этого гнусного Святослава. И все же, при всем уважении, а порой, и восхищении формулировками воображаемых фактов, невозможно во всем согласиться с Милорадом.
Он описывает Хазарию, как государство, разделенное на области. В части из них большинством были евреи, в других – большинством были греки, арабы, готы, которые, по мнению Павича, по сути, были славянами. Готы были хазарами в своем большинстве, и если вы прочтете Полака («Хазария, история еврейской империи в Европе»), вы увидите, какое важное место он отдает хазарским готам в создании языка идиш.
Милорад сочиняет интересный факт: хазары из-за избытка терпимости не властвовали в своей империи. Именно, хазары были наиболее поражены в своих правах среди жителей империи. До такой степени, что были хазары, которые представляли себя чужеземцами, греками или арабами, чтобы получить в жизни больше шансов на успех.
Соотношение между коренными хазарами, и эмигрантами – греками и евреями – в Хазарии, согласно «Хазарскому словарю», было, примерно, восемьдесят на двадцать процентов, и треть из этих двадцати процентов составляли евреи. Ну? Но ведь хазары тоже евреи, и после стольких поколений они породнились и смешались с евреями, которые пришли извне, и это дает 86.666 процентов евреев в Хазарии. А на остальных – мусульман, христиан, идолопоклонников, верующих в религии Дальнего Востока, с гор Вьетнама, единственных, кто умеет толковать сны и восстанавливать то, что забыто во сне, – приходится всего тринадцать процентов.
При расчетах я пользовался простым вычислителем в ручных моих часах («Касио», к которым уже трижды менял ремешок в течение лет, и работал с вычислителем без очков до определенной поры). Все эти расчеты не меняют главную мысль Павича в том, что соотношения сил не исчисляются количеством населения, а по представительству областей. Существует весьма сложная и недостаточно ясная система вычисления, по которой в большинстве областей евреи не превалировали, и даже там, где они были в большинстве, область считалась заселенной греками или арабами, так, что, в правящем дворце всегда находилось больше представителей некоренных хазар, и бюджеты, и всяческие разрешения давались не хазарам. Этакая была слепая сдача позиций.
Мирослав Павич – югослав и не встречал так уж много евреев. В любом случае он придумал достаточно характерную структуру еврейской империи со всеми нашими болезнями и недостатками. Я уверен, что это не было его намерением, но отдаю дань уважения этой сатире. Так же как другие не евреи, к примеру компания «Монти Файтон», тоже сочинили «Брайян – верховная звезда» – сатиру на лишенную всяких границ еврейскую терпимость.
Все это достойно внимания. Но – неверно. Это можно видеть здесь, в Шаркиле, евреи – большинство, и они распространяют власть на всю Хазарию, нормальную, а вовсе не сатирическую. Я сожалею об этом споре, в котором сталкиваются друг с другом воображаемые факты, но думаю, что мои воображаемые факты более верны, и, может быть, сам Павич заражен тем же изъяном, не дающим всему миру ни в коем случае смириться с правдой, а вовсе не с фантазией.
Гигантская еврейская империя существовала в сердце Европы двести или даже четыреста лет.
Существовала.
И мы сейчас в одном из больших городов этой империи, и настало субботнее утро.
Последняя суббота перед праздником Пейсах. Европейская весна, европейское цветение. Для нас это ландшафт наших путешествий заграницей. Ландшафт, вызывающий удивление и восхищение. Для них это ландшафт места их рождения. Свет над деревьями, домами, пекарнями. Шесть утра. В отдельной комнате, в обширном доме хазара Реувена Каплана, дремлет Тита, и продолжают ей сниться ивритские буквы, чаще всего возвращается реющая в пространстве буква «шин». Она спит под мягким одеялом из перьев, укрывшись с головой, что, в общем-то, жаль, ибо спит она нагишом. Мы можем сидеть сбоку и ждать, пока она проснется, сбросит с себя одеяло и, кто знает, может, потянется. Стоит подождать.
В других комнатах спят другие. Госпожа Каплан, женщина сорока пяти лет, которой предстоит вместе с дочерьми готовить массу посуды к празднику и которая не задумывается над сложными вопросами бытия, поверит в гороскопы. Около нее спит Реувен Каплан.
Половина седьмого. Петух уже несколько раз прокричал, пока в мозгу Каплана не означилось, что по времени пора вставать в субботнее утро. Он открыл глаза и первым делом подумал о Тите. Как поет Авиу Медина – «Ты весь мой мир с зарей». Ничего не вышло из этих размышлений. Никогда господин Каплан не добьется Титы. Это одна из недостижимостей жизни. Каплан поторопился отогнать эти мысли, встал и подготовился идти в синагогу. Положение его обязывает, привычка и воспитание обязывают. Сегодня у него есть еще желание прочесть древнюю молитву перед ковчегом Торы после того, что он увидел вчера вечером – праведность, которая поселилась в теле чужеземки, глупой красавицы. Память этого взволновавшего его события пробудила в нем сильную любовь к Богу, к вере, которая основана праотцами. Обернувшись в талес, он вышел в тихое утро на улицы, где не было шумных телег и молочников, только свет субботы. И среди таких же мужчин, обернутых в талесы, поднялся к своему месту в синагоге, высоко-высоко в небе.
Глава семидесятая
Когда глава семьи Реувен Каплан вернулся домой в половине одиннадцатого, все уж встали, оделись, пробовали миндаль, пироги, ожидая хозяина к завтраку. Как и ожидали, он сказал «Я поел в
