«Я могу передать туда сообщение в течение двух дней с помощью десяти сменяющих друг друга верховых», – сказал он и крикнул – «Мириам!» В кабинет вошла молодая женщина. «Как у нас там с гонцами?» – спросил.
«Все вышли в путь рано утром, – ответила она, – двое вернутся до обеда. Одна лошадь беременна, на последнем месяце. Ее нельзя запрягать в дорогу»
«Ели они начнут путь в обед, – размышлял начальник полиции вслух, – они принесут известие графу в канун Песаха».
«Ладно, – решил он, – вы выходите в путь немедленно. Нигде не останавливайтесь. Гонец доберется туда раньше вас. Итак, в путь. Я посылаю с вами полицейского. Вам необходимо еще что-нибудь. Как с лошадьми?»
Ничего нам не нужно. Лошади в порядке. Мы выходим.
Глава семьдесят вторая
И так это было. В канун праздника Пейсах вошел посланец к графу Лопатину. Лицо посланца было без тени улыбки. Он склонил голову, извлек бумагу из кармана и прочел: «То, что к смерти – к смерти. То, что к плену – к плену. То, что к сабле – к сабле». И замолк.
Такова была обычная предпосылка в Хазарии к плохим вестям, Сердце графа чуть не выскочило из груди, лицо побелело, но он решил все услышать до конца. И тогда было ему сообщено о захвате двух его сыновей и убийстве трех женщин, и о юношах, которые должны были сопровождать его сыновей, но потерпели полный крах и сейчас они – по дороге сюда.
Весть потрясла весь дворец. Мать кричала: одним махом исчезли ее два сына. Бабушка застыла и старалась не мешать горю дочери. Надо что-то делать! Делать! – безмолвно рвалось из души графа. Он жаждал действий более, чем когда-либо жаждал тела женщины. Но что делать? Когда? Как? Мчаться в столицу Итиль. Нет. Бесполезная трата времени. Лучше взять с собой половину своих людей, тридцать- пятьдесят всадников, и во главе их выехать на запад – искать сыновей.
Он обнимал жену, сестру ее, скрипел зубами. Ужасные мысли одолевали его. Чтобы как-то успокоиться, он вышел на балкон маяка, долгое время смотрел на море, поигрывая колодой карт, – рассыпая их и собирая.
Солнце закатывалось за холмы, за его спиной. Перед ним распростерлось бесконечное Хазарское море. Севрюги делали сальто в воде, взбалтывая пену. В конце суши, подобно длинному и тонкому языку вдающейся в море, стоял дворец.
Вокруг подножья дворца распростерлось село Лопатино.
Оно было полно полевых цветов, собранных к празднику. Все жители села были рыбаками и корабелами. Был один органист. Многие занимались вязаньем скатертей. И все село растягивалось по этой долгой тонкой косе, вдающейся в море.
Три всадника, Тита со своей золотистой лошадкой, и полицейский, ужасно недовольный заданием, которое отдаляло его от дома в праздник, расположились в каком-то неустойчивом шатре в воинском лагере, в трех днях езды до графского дворца.
Три дня они двигались с обычной быстротой, ибо ни они, ни их лошади не могут скакать столько времени на такие расстояния. Пасхальный вечер они провели там же, в воинском лагере, что в каждом пробудило ностальгию к родному дому.
Тита впитывала все окружающее, как береговой песок впитывает воду. Учила. Напевала под нос куплеты пасхальной Агады на иврите – «Один – кто знает…»смешным акцентом, и всё просила Песгаха объяснений. Уже научилась неплохо добираться до куплета «Пятикнижие Торы…».
Три дня растянулись до пяти из-за короткого пятничного дня и затем – субботы. С приближением к дворцу все горше становилось на душе. Кончается дорога, и тяжкое мгновение встречи усиливается, застилая весь мир. Еще вечер, еще утро, и они всё более понимают весь ужас их провала. Хорошо хотя бы, что кто-то уже известил графа до них. Страшнее мига не было бы, если бы они известили его и стояли в страхе и бессилии. Это было бы страшнее взрыва, страшнее столкновения миров.
Они продвигались довольно быстро по ландшафту, который был им достаточно знаком. С продвижением на восток земля становилась тверже, и растительность была менее зелена, чем на западе. Солнце обжигало головы и шеи.
В субботу они снова остановились в другом лагере на пути. Он был окружен выложенными в ряд и покрытыми известью камнями. Внутри площади стояли полотняные палатки. Посредине высился склад оружия – деревянное сооружение с жестяной крышей. В лагере было всего тридцать солдат, повар и командир роты. Большинство солдат было ветеранами. Не евреи, а мадьяры, которых сложным обменом брали по контракту на службу хазары. Все были на подбор высокими. Гарнизон следил за дорогами, идущими с юга, из-за скалистых гор.
В течение субботы объяснял Песах Тите стих из «Притчей Соломоновых» – «Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше жемчугов» (Глава 31, стих 10), переводя эти древние слова на обыденный язык, на котором терялось девяносто процентов их волшебства, но внимала ему Тита с потрясающим вниманием.
«Никогда не слыхала чего-то, более прекрасного», – сказала Тита, впервые слыша их, в отличие от нашего огрубевшего от частого повторения этих стихов внимания.
Воскресным утром они продолжили путь, даже не помывшись, ибо в лагере не было достаточно воды. В обед остановились у ручья, текущего на восток, в Хазарское море, умылись и почистились.
Вороны поднялись и прокаркали нечто, что, как потом выяснилось, было прощанием, и исчезли. Они поднялись высоко в небо, пока не обернулись пылью. Затем понеслись по течению ветра на восток.
С высоты небес вороны видели огромное Хазарское море издалека, в стороне солнца. Быть может, мы слишком рано вышли в путь, думали вороны. Может, следовало подождать еще час-два, чтобы солнце не било нам в глаза. Но они продолжали лететь в сторону моря.
С высоты ясно видна была страна и все ее пути-дороги. Окрашена она была в зеленый цвет в этот весенний месяц Нисан, но угрозы лета ощущались в горячих камнях и начинающей медленно высыхать земле. Жесткие кусты напоминали, что будет, когда земля раскалится.
На юге высились огромные горы. Небольшие, еле различимые села лепились к их расселинам. Вершины гор были пустынны. Лишь иногда виделись на них крепости. В стороне, не видной даже воронам, начинался мир, которым владели арабы.
К половине седьмого мышцы их крыльев начали болеть, их охватила жажда, и вороны начали снижаться в сторону Лопатина.
Тонкая коса, уходящая далеко в Хазарское море, была видна с высоты, и на краю ее – дворец со всеми своими лестницами, башнями и маяком. Залив походил на цветной лист, длинный и извилистый. В северо- западном его углу стояло село Лопатин.
Воды залива были настолько защищены со всех сторон, что не видно было волн. Воды были гладкими и прозрачными, как воды плавательного бассейна утром, до того, как в него кто-то вошел.
В заливе находилось несколько военных судов Хазарии. Некоторые из них стояли под открытым небом, другие, разобранные, – под навесами.
Вороны ныряли по течению ветра, вдыхая соленый запах идущих навстречу потоков ветра. Несколько минут спустя, с последними лучами заходящего солнца и первым светом в окнах дворца, они приземлились на плитки вымощенного двора.
«Смотрите, смотрите, странные белые вороны!» – закричали двое детей сестры графа.
«Белые вороны?» – вскочил граф. Он знал, кто они и понял, что неудачники, которых он послал, уже близко. Что ж, надо их подождать, выслушать и лишь после этого ехать в Итиль.
Он приказал дать воронам еду и питье. «Немедленно!» – крикнул ленивым служанкам-болгаркам, не понимающим этого странного приказа и не видящим ворон.
Трое парней, Тита и полицейский добрались до косы в полдень следующего дня. Они проехали трое ворот. Осталось им еще шесть километров – час-полтора езды до дворца.
Завершалось их путешествие. Они преодолели 1480 километров, в среднем, 49.9 километра в день. Таким образом, путешествие длилось 29 дней. Но со всеми праздниками и объездами это взяло еще восемь дней, то есть всего тридцать семь дней.
Чемпион мира по бегу на дальние дистанции сделал на коне по имени «Чемпион Курбет» 482 километра
