смотрел на пальцы, измазанные бриллиантином, который от копоти и жара превратился в подобие смолы, и маниакально отирал их о выпачканный сажей пластрон рубашки, насквозь промокшей под дождем. Закашлявшись, он начал задыхаться и впал в панику.
— Прости! — хрипел он, протягивая к Каролине дрожащие руки. От него несло перегаром, глаза на закопченном лице налились кровью. Потом хватался за мать: — Мама, прости!
После испытания пожаром это было выше человеческих сил. Объятая ужасом, миссис Айрес крикнула:
— Замолчи! — Голос ее сорвался. — Ради бога, замолчи!
Сквозь слезы Родерик еще что-то бубнил, и Каролина отвесила ему крепкую пощечину. Ладонь ее ожгло болью, и лишь тогда она уразумела, что сделала; зажав рукой рот, Каролина испуганно вздрогнула, словно сама получила удар. Род резко смолк и закрыл руками лицо. Миссис Айрес всхлипывала.
— Наверное, мы все слегка обезумели… — выговорила Каролина. — Немного тронулись умом… Бетти, ты здесь?
Исполосованная сажей, точно тигренок, бледная служанка вышла вперед.
— С тобой все хорошо?
Бетти кивнула, не сводя с Каролины распахнутых глаз.
— Не обожглась, не поранилась?
— Нет, мисс.
Она ответила шепотом, но от ее голоса Каролина немного успокоилась.
— Умничка. Ты очень хорошая и смелая. Не обращай внимания на мистера Родерика. Он… не в себе. Мы все немного ошалели. Есть горячая вода? Пожалуйста, согрей побольше — на чай и помыться. Прежде чем идти в ванную, самую грязь смоем тут. Мама, присядь.
Миссис Айрес выглядела пришибленно. Укутав мать одеялом, Каролина посадила ее на стул. Она и сама вдруг ощутила жуткую слабость, будто перед тем ворочала неподъемный груз; подтянув к себе соседний стул, Каролина тяжело плюхнулась рядом с матерью.
Некоторое время в кухне стояла тишина, нарушали которую лишь гул пламени в плите, вздохи закипавшей воды и звяканье посуды под руками Бетти. Потом служанка тихонько окликнула миссис Айрес и, подведя ее к раковине, вымыла ей руки, лицо и ступни. Затем она так же помогла Каролине и неуверенно взглянула на Рода. Тот уже несколько успокоился и, сообразив, чего от него хотят, сам подковылял к раковине. Двигался он как сомнамбула и тупо смотрел перед собой, пока Бетти отмывала его руки и лицо. Его затвердевшая шевелюра упорно сопротивлялась воде, и тогда служанка прошлась по ней гребнем, вычесав на подстеленную газету крошки спекшегося с копотью бриллиантина. Закончив процедуру, Бетти положила скомканную газету на подставку для посуды, а грязную воду слила в раковину. Родерик взглядом отыскал сестру, и в глазах его Каролина прочла смесь невыносимого страха и смятения. Она отвернулась и подошла к матери.
Вот тогда-то и произошло нечто весьма странное. Краем глаза она уловила какое-то легкое движение — Родерик поднес руку к лицу, словно хотел откусить заусенец или почесать щеку, а Бетти шагнула к ведру, чтобы бросить в него мокрое полотенце. Вдруг служанка ахнула, и Каролина, оглянувшись, за плечом брата увидела огонь.
— Родди! — испуганно крикнула она.
Глянув назад, Родерик метнулся в сторону. На деревянной подставке горела газета, в которую Бетти вычесала спекшиеся в его волосах крошки. И вот теперь бумажный комок необъяснимо воспламенился.
Разумеется, костерок этот был сущий пустяк по сравнению с тем маленьким адом, который обуздали в комнате. Каролина мгновенно сбила его в раковину. Огонь взвился, но тотчас сник; черный комок, истончившийся как паутина, еще секунду сохранял свою форму, а затем рассыпался в прах. Но с чего он вдруг загорелся? Миссис Айрес и Каролина беспомощно переглянулись.
— Ты что-нибудь видела? — спросили они Бетти.
— Нет, мисс! — испуганно вытаращилась служанка. — Ничегошеньки! За мистером Родериком вдруг как вспыхнет!
Казалось, она ошеломлена не меньше других. После обсуждения был сделан неуверенный вывод: какая-то золинка в волосах Родерика еще не вполне остыла, вот она-то и подожгла сухую газету. Естественно, все обеспокоились и стали нервно оглядываться — нет ли еще где подобного сюрприза. Больше всех перепугался Родерик. Когда миссис Айрес предложила еще раз переворошить золу в комнате, он закричал, чтобы его не оставляли одного. Ему страшно! Он «не смог это удержать»! Опасаясь нового приступа паники, женщины взяли его с собой. В комнате его усадили на уцелевший стул; подтянув ноги, Родерик зажал рукой рот и испуганно озирался, а миссис Айрес, Каролина и Бетти устало бродили по пожарищу. Все было холодно, мертво и грязно. Уже перед рассветом они разошлись по своим комнатам.
Пару часов спустя очнулся и я, истомленный кошмарами, но в благодатном неведении о ночной катастрофе, едва не поглотившей Хандредс-Холл. Лишь вечером я узнал о пожаре от своего пациента, которого, в свою очередь, известил лавочник, утром побывавший в особняке. Вначале я просто не поверил: казалось невероятным, что Айресы пережили такое несчастье и не послали мне весточку. Но потом другой человек упомянул происшествие как нечто уже всем известное. Все еще сомневаясь, я телефонировал миссис Айрес, и она, к моему изумлению, все подтвердила. Голос ее был измученный и хриплый, а я проклинал себя, что не позвонил раньше, когда еще мог к ним поехать, — с недавних пор раз в неделю по вечерам я дежурил в окружной больнице, и вот именно нынче было мое дежурство. Миссис Айрес заверила меня, что с ними все хорошо, но они очень устали. Пожар их «немного испугал» — так она выразилась, и, возможно, поэтому инцидент представлялся мне как относительно несущественный. Я очень хорошо помнил, в каком состоянии оставил Рода: он расплескивал джин, не заметил, что уронил на ковер горящую газету. Наверное, потом не загасил сигарету… Однако я знал, что даже от маленького пожара бывает много дыма, а последствия угара ярче всего проявляются на второй-третий день. Я переживал за семейство и оттого провел еще одну беспокойную ночь.
Назавтра, закончив утренний обход, я приехал в Хандредс-Холл, и мои опасения подтвердились. В физическом плане меньше всего пострадали Бетти и Родерик. В разгар пожара девушка то и дело выбегала за водой, а распластавшийся на кровати Родерик дышал неглубоко, тогда как вся гуща дыма собралась под потолком. А вот миссис Айрес угара хлебнула изрядно — теперь она задыхалась и так ослабела, что почти не покидала своей комнаты. Каролина, у которой опухло горло, тоже выглядела скверно: опаленные волосы, лицо и руки в красных точках от искр. Она открыла мне парадную дверь, и я, опешив от ее вида, тотчас поставил саквояж на крыльцо и взял ее за плечи, чтобы хорошенько осмотреть ее лицо.
— Боже мой! — ахнул я.
Каролина смущенно мигнула и улыбнулась, но в глазах ее блеснули слезы:
— Я похожа на беднягу Гая Фокса,[14] у которого в последнюю минуту все сорвалось…
Она закашлялась, и я поспешно сказал:
— Идемте в дом, не стойте на холоде.
Вскоре кашель унялся, Каролина отерла рот и глаза. Следом за ней я вошел в дом и оторопело прикрыл дверь, пораженный сильным запахом гари и видом вестибюля, настолько густо испещренного следами копоти и сажи, что, казалось, стены его затянуты траурными покровами.
— Гадко, да? — хрипло спросила Каролина, проследив за моим взглядом. — Боюсь, дальше только хуже. Идемте, сами увидите. — Она повела меня правым коридором. — Не знаю почему, но дом насквозь пропах до самого чердака. Не вытирайте ноги, это бессмысленно. Осторожнее, не запачкайтесь о стены, сажа такая липучая.
На пути к комнате Рода я увидел достаточно, чтобы подготовиться к царившему в ней разору, но все равно ошеломленно застыл на пороге. Увидев меня, миссис Бэйзли, которая вместе с Бетти отмывала стены, мрачно кивнула:
— Вот и я так же обомлела, доктор, когда вчерась сюда заглянула. Сейчас-то еще ничего, а то ить грязи было по щиколотку, да, Бетти?
Почти всю мебель вынесли и беспорядочной кучей свалили на террасе; ковер скатали и убрали, а пол
