застелили старыми газетами, однако от пропитавшихся водой досок бумага размякла, превратившись в приправленную сажей серую кашу. Стены были в мокрых разводах, деревянные панели обуглились, а печально известный решетчатый потолок стал идеально черным, навеки скрыв таинственные пятна.
— Невероятно, — выговорил я. — Если б знать… но я даже представить не мог…
Я не договорил, поскольку от моего знания или незнания ничего не менялось, помочь я бы ничем не смог. Однако мне было крайне тревожно оттого, что столь серьезная беда случилась в мое отсутствие.
— Весь дом мог сгореть. Подумать страшно! Род был здесь, в самом пекле? Как он?
Каролина странно посмотрела на меня и оглянулась на миссис Бэйзли.
— Все хорошо, но тоже надышался дымом. Почти все его вещи погибли — вон, видите: кресло совсем обгорело, и конторка, и стол…
Я посмотрел в окно: ящики и ножки стола не пострадали, но столешница почернела и покоробилась, будто на ней разводили костер. Теперь я понял, отчего в комнате так много пепла.
— Бумаги сгорели?
— Наверное, в секунду, — устало кивнула Каролина. — Они ж сухие…
— Что-нибудь уцелело?
— Почти ничего. Я даже не знаю, что за бумаги там были. Думаю, планы имения и дома, всякие чертежи, копии сделок и договоров, письма, счета, отцовские записи… — Она осипла и закашлялась.
— Ужасно, ужасно жаль. — Взгляд мой натыкался на все новые приметы катастрофы: обуглившийся холст в раме, почерневшие абажуры и подвески светильников. — Такая славная комната. Что вы собираетесь с ней делать? Восстановите? Если заменить обгоревшие панели и побелить потолок…
Каролина пожала плечами:
— Мама считает, ее надо вычистить и закрыть. На ремонт нет денег.
— А страховка?
Каролина опять посмотрела на миссис Бэйзли и Бетти — служанки щетками шумно драили стены.
— Род не платил взносы. Мы только сейчас узнали.
— Не платил?
— Уже давно. Вроде как экономил. — Каролина прикрыла глаза и покачала головой. Потом кивнула на французское окно: — Давайте выйдем на минутку.
Мы вышли на крыльцо, и я оглядел изуродованную мебель: кожаная обивка кресла сгорела, его пружины и прокладка из конского волоса, торчавшие наружу, казались нездоровым нутром невероятного анатомического муляжа. Зрелище угнетало. Дождь перестал, но было зябко, Каролину знобило. Я предложил вернуться в тепло, где я мог бы осмотреть ее и всех других пострадавших. Чуть помешкав, она отвела меня подальше от окна и хотела что-то сказать, но закашлялась, морщась от боли в опухшем горле.
— Вчера вы звонили… — Каролина посмотрела мне в глаза. — Мать что-нибудь говорила о причине пожара?
— Нет, лишь сказала, что он возник в комнате Рода, когда все уже легли. Потом вы его обнаружили и погасили. Я подумал, пьяный Род куролесил и не затушил сигарету.
— Сначала мы тоже так решили.
Меня удивило это «сначала».
— Род что-нибудь помнит? — осторожно спросил я.
— Совсем ничего.
— Наверное, он отключился… и что потом? Проснулся, подошел к камину и поджег газету, чтобы прикурить?
Болезненно сглотнув, Каролина с усилием проговорила:
— Не знаю, что и думать. Вы обратили внимание на камин?
Я взглянул через окно: очаг был закрыт сетчатой шторкой.
— Вот так все и было, когда я ушла, уложив Рода, — сказала Каролина. — Но когда я прибежала ночью, в камине огня не было. Зато горело в других местах. Не в одном, понимаете? Полыхало в пяти-шести точках.
— Неужели? — Я был потрясен. — Просто чудо, что никто из вас серьезно не обгорел!
— Я не об этом… На службе у нас была пожарная подготовка. Нам рассказывали, как распространяется огонь. Понимаете, он ползет, но не скачет. А в комнате были разрозненные возгорания, как от зажигалок или чего-то в этом роде. Гляньте на кресло: похоже, пламя возникло прямо на сиденье, ножки-то целы. Со столом и конторкой то же самое. А шторы? — Каролина потрогала обгоревшие парчовые занавеси, перекинутые через спинку погубленного кресла. — Видите, они загорелись с середины. Как это возможно? А стены по бокам окна всего лишь опалены. Все так, будто… — Она оглянулась на комнату, боясь, что ее услышат служанки. — Одно дело, если по неосторожности Род уронил сигарету или свечку. Но здесь все так, будто комнату подпалили. В смысле, нарочно.
Я опешил.
— Вы хотите сказать, что Род…
— Не знаю, — перебила меня Каролина. — Просто не знаю. Но я думаю о том, что Род говорил в вашей амбулатории. И отметины, которые мы видели в его комнате… ведь это были прожоги. Верно? Тогда все это обретает ужасный смысл. И вот еще одно…
Каролина поведала о странной неурядице в кухне, когда за спиной Рода вспыхнула скомканная газета. Тогда все списали на неостывшую золинку. Но потом Каролина еще раз осмотрела место происшествия и на кухонной полке обнаружила коробок спичек. Сомнительно, но все же вероятно, что Родерик, улучив момент, пытался себя поджечь.
Я не вытерпел:
— Не хочу сомневаться в ваших словах, но вы пережили сильное потрясение. Неудивительно, что вам всюду мерещится огонь.
— Думаете, вспыхнувшая газета нам померещилась? Всем четверым?
— Ну…
— Уверяю, нам не привиделось. Огонь был настоящий. И если Родди не поджигал, тогда… кто? Вот что меня больше всего пугает. Вот почему лучше, чтобы это сделал Род.
Я не вполне понимал, к чему она клонит, но Каролина явно была очень напугана.
— Послушайте, давайте успокоимся, — сказал я. — Нет никаких оснований считать пожар чем-то иным, кроме как несчастным случаем, верно?
— Точно не знаю. Посмотрим, что скажет полиция. Вчера к нам приходил мясник. Он учуял запах гари и поперся к окнам, прежде чем я успела его остановить. Знаете, в войну он был пожарным, служил в Ковентри. Я что-то наплела насчет масляного обогревателя, но дядька все высматривал и высматривал. По его лицу было видно, что он мне не поверил.
— Ваше предположение чудовищно! — тихо сказал я. — Неужели Род мог хладнокровно…
— Я знаю! Знаю, это ужасно! Я не говорю, что он это сделал умышленно. Невозможно, чтобы он хотел кому-то навредить. Все, что угодно, только не это. Но ведь так бывает… — она горестно сморщилась, — человек делает зло, не ведая, что творит.
Я не ответил и вновь посмотрел на погибшую мебель: кресло, конторка и стол с обуглившейся столешницей, за которым я так часто видел Рода близким к отчаянию. Вспомнилось, как незадолго до пожара он проклинал отца, мать и само имение. «Нынче будут фокусы», — загадочно сказал он, и я, проследив за его взглядом, увидел — ведь так? — что вся комната испещрена — буквально кишит! — зловещими черными отметинами.
— Ох, Каролина! — Я отер лицо. — Как же это скверно! Я чувствую себя виноватым.
— Почему?
— Нельзя было оставлять его одного! Я подвел его и вас всех… Где он сейчас? Что он говорит?
Взгляд ее опять стал чудным.
— Он наверху, в своей прежней комнате. Знаете, толку от него не добьешься… Он просто в жутком состоянии. На Бетти можно положиться, но мы не хотим, чтобы миссис Бэйзли его видела. Не надо, чтобы его вообще кто-нибудь видел. Вчера звонили Росситеры, но я их отвадила, а то вдруг он что-нибудь выкинет. Это не шок, но… что-то другое. Мать отобрала у него сигареты и прочее. Она… — веки ее
