– Нет, цербер его, сеньор Понсиано…
– Где?
– Да вот, за оградой стоит, с девицей…
Лидочка подскочила к треноге.
Верно, за шоковой сеткой, окружающей башню, стоял величественный усатый мужчина в седых кудрях, сложением и вправду напоминавший главного охранника «Бомбильи». Левой рукой он прижимал к пузу молоденькую девчушку в пёстром балахоне, правой плавно показывал на окна и что-то говорил. Девчушка внимала.
Леди махнула рукой:
– Обознался, лорд нерусский! Понсиано ещё не седой, но уже лысый. А это наш знаменитый поэт Лыков с новой подругой. Ванной девку завлёк! Он как раз напротив живёт, в девятиэтажке со всеми удобствами. То ли стихи читает, то ли объясняет, какие светила искусства тут проживают. Нашу башню ведь в простом народе Монмартром кличут!
Дюк подивился популярности парижского района в простом русском народе, но сказал другое:
– По крайности, он не к вам собрался, и это меня утешает.
– Пробовал! – с гордостью поведала Леди. – Но не дошёл. Всё-таки годы не те, а подъёмников тогда вообще не было. Значит, не судьба. Только не больно-то он огорчился, мерзавец! Никогда ему не прощу! Нарочно эту гадину притащил под мои окна! А ещё ведь стихи написал – «Художнице с Монмартра, как если бы она домогалась моей любви»…
Дюк прикинул, что седой стихотворец вряд ли мог знать о внезапном возвращении Лидочки, но спорить не стал.
Она и так его утешила:
– Далеко не пойдём: девки-то минкультовские почти все в нашей башне живут, у кого богатых любовников нет. Да ещё и выходной, не успела, поди, ускакать… Богема поздно просыпается!
ГЛАВА 11
Богема и вправду просыпалась поздно.
– Туркова, это ты в такую рань? Ты откуда? Из Барселоны? Ты и там успела отметиться? Ну ты даёшь! А Розина с Грищуком там замели, не при тебе? С прочими евразийцами?
Маленькая стриженая женщина в громоздком халате надела наконец очки и уставилась на Дюка.
– О, и лорд здесь!
Леди тоже вопросительно глянула на спутника.
– Да не парься, Туркова! Я же в Тейт-галлери стажировалась!
– Здравствуйте, леди Клаудиа! Рад вас видеть! – взмахнул косичкой Дюк.
– Сомневаюсь, – вздохнула Клавдия. – Извините за то, что принимаю в таком виде… Вода ещё не согрелась…
– Русланчик внизу, в садике? – спросила Лидочка.
– Русланчик на Полтавщине, с отцом, – сказала Клавдия. – Всё летичко будут. Сейчас, поди, черешню лопают прямо с дерева, бездельники. А я, как падла, в Сан-Франциско торчала, выставку Баббы Бейкера привезла, в Черномырдинке открытие будет… Отдали ведь они, Туркова, нам помещение! Плакали, кололись, а деваться-то некуда! Декрет о жилье! Декрет о музеях! Перетащились газовые бароны в какую- то халупу на Охте… Была у собаки хатка!
– Поздравляю! – сказала Леди. – Клав, прости, мне, собственно, Рогнеда нужна. Она же выставку детских рисунков для Барселоны собирала? Только вот не открывает Рогнеда – то ли дрыхнет, то ли мужика завела…
– Проходите, – сказала Клавдия. – Не через порог же… Только у меня тут… Не распаковалась ещё… Руки не доходят…
Всё равно огромная квартира казалась уютной после Лидочкиной суровой казармы – так много в ней было всяких весёлых фигурочек, тряпочек, масочек и прочих малых форм по стенам.
– Немного виски? – спросила хозяйка у лорда.
– Немного репы? – передразнила Лидочка. – Немного борща?
– А есть и борщ! – обрадовалась Клавдия. – У меня его ведро, а хорошему борщу что сделается? Только вкуснее станет. Но хоть в лавку не спускаться! Давайте за стол, а то ты юношу, поди, и не покормила, я тебя знаю… На дальних рейсах хоть через трубочку питают…
– Он сыт своей любовью, – сварливо сказала Леди.
Но всё-таки Дюка было жалко, и они сели за стол.
– Идёт, идёт вискарь под борщ, – подбодрила она растерявшегося было аристократа. – Можно. Особенно ирландский. И под вареники идёт.
– …А Рогнеда бы вам одной корейской лапши заварила, и то вопрос, – подытожила хозяйка щедрый то ли завтрак, то ли уже обед. – Что ты из-под неё хотела, Туркова?
– Я насчёт детской выставки, – сказала Леди. – Был… Есть там один рисуночек, вот он меня как раз интересует…
– Три холма, что ли?
