– Что же он про деньги ничего не сказал? – прошептал Тихон, когда поднимались по лестнице.
– А мы встанем пораньше и смоемся! – ответил Терентий. – Как хорошо, что каждому по комнате! Надоел ты мне за дорогу-то!
– Можете принять душ, а потом поужинать, – предложил Бейтс.
– Я с удовольствием! – воскликнул Тихон. – А что такое душ?
Вместо ответа гостинник открыл одну из десятка дверей, идущих вдоль коридора.
Там оказалась небольшая комната, освещенная таким же ярким светильником, что и внизу. Стены были выложены белыми плитками. По стенам шли железные трубы, уходили вверх, а уж оттуда свисала перевернутая железная чашка.
К трубам были прикреплены рычаги.
– Это – холодная вода, а это – горячая, – объяснил Норман Бейтс.
Он тронул один из рычагов – из чашки пошел дождь!
– Здорово! А дом не зальет? – встревожился Тихон.
– Так тут же слив есть…
Действительно, под дождевой чашкой в пол был вделан белый лоток с отверстием. Тихон внимательно смотрел, как вода уходит не пойми куда. А на краях лотка водяные капли были какие-то темноватые…
– Я сейчас все тут приберу! – захлопотал гостинник. – Кто из вас моется первым?
Тихон посмотрел на Терентия. Тот махнул рукой.
– Баловство это – мытье ваше! Мне бы только до кровати доплестись, а потом меня плетью не подымешь! Да мне и нельзя прическу мочить…
– Прекрасно! – обрадовался Норман Бейтс. – Только на ночь не закрывайтесь – не от кого, а утром я завтрак подам прямо в постель…
– Ну, я пошел! – объявил Терентий и действительно пошел.
Комната была небольшая, постель – удобная, а простыни такие белые, что Терентий даже устыдился своей немытости и пожалел, что уступил свою законную очередь этому проныре Тихону. За дверью прошуршали шаги гостинника, зашумела вода в душе. Хитрый Тихон стоял под теплым дождиком и напевал про любовь и про мир во всем мире.
Терентию стало скучно, а спать почему-то вдруг расхотелось. Он снял тяжелые башмаки, беззвучно открыл дверь и спустился вниз. Сразу определил, где кухня.
Там было на что посмотреть: плита большая, а куда класть дрова – непонятно. Да и не было никаких дров, и угля не было.
Зато имелся ледник – не в погребе, как у всех добрых людей, а прямо на кухне.
Терентий живо сообразил, как этот белый ящик открывается.
Внутри хранились всякие вкусные вещи. Терентий снова почувствовал голод, схватил палку черной колбасы и сгрыз половину, а половину спрятал под жилет.
Так. Наелся. Теперь бы еще…
Тем временем Тихон намыливал мочалку каким-то душистым серым мылом. Одежду свою он развесил на крючки, торчащие из стены, а спящего Василька положил на табуретку. Неизвестно ведь, можно ли мыть василисков.
В душе имелась и занавеска, сделанная из полупрозрачной не то кожи, не то ткани – вроде рыбьего пузыря.
Тихон пел старинную песню:
Внезапно повеяло холодом – дверь открылась. Потом послышался женский визг и хохот Терентия…
Тихон перепугался, быстро отдернул занавеску. В дверь протискивалась женщина в черном чепце, почти закрывавшем лицо. В руке у женщины был громадный нож. Терентий обхватил ее за пояс и пытался удержать, но баба попалась, как видно, здоровая…
Голый человек беззащитен, а если в глаза ползет щиплючее мыло – беззащитен вдвойне.
Рука с ножом приближалась…
– Берегись, брат! – отчаянно вскричал Терентий.
Рука с ножом застыла. Терентий без труда повалил женщину на пол, отобрал нож.
Тихон промыл глаза.
– Чего стоишь, дура голая? – рявкнул Терентий. – Помоги этого ишака кировабадского связать, пока не очухался!
Нахватался он, однако, словечек от бочковых арестантов!
Тихон бросился на помощь.
– А я, главное, думаю, – торопливо говорил Терентий, ловко нарезая лентами длинную черную юбку, –
