– Покупаю их у вас, – сказал он и, не дожидаясь согласия и цены, выложил на стол пригоршню золотых.
– Это еще и за храбрость, – сказал он, снова завернув мечи в мешковину. – Хоть поешьте и выпейте вволю…
– Эх, сударь, – сказал возчик. – Пробовали. Ну не идет кусок в горло, ты не поверишь! И так всегда у Киндея! Вроде и приготовлено с душой, и слюнки текут – а вот поди ж ты! Самое же дивное, что и не пьется здесь!
– Из-за мух, что ли?
– Да вряд ли… А вон Киндей и тебе угощение несет! Сам попробуй!
Ироня вернулся на свой конец стола. Хозяин поставил перед ним относительно чистую белую миску. В ней было не какое-нибудь обычное варево, а сам бараний бок с гречневой кашей.
Киндей хотел было уйти, но Ироня придержал его:
– Обожди! Может, мне не понравится – так потом гоняться за тобой, чтобы миску на голову надеть?
Ложку ему подали настоящую – и, возможно, единственную в заведении.
Ироня пальцами оторвал кусок мяса, зачерпнул каши ложкой, кое-как проглотил.
– В самом деле не хочу больше, – удивленно сказал он.
– Так все знают, что у меня еда сытная-сытная! Одного глоточка, малого кусочка за глаза хватает!
Ироня поднял миску, глянул на донышко.
– Киндей, – тихо сказал он. – Я тебя сам бить не буду. Я просто вон тем мужичкам расскажу, что ты на всякую кружку и тарелку снизу прилепляешь иголки, которыми саваны шили. Знакомый прием. Продукты бережешь, совиньон жалеешь… Одно и то же блюдо всем гостям подаешь… Мужички они боевые, поучат тебя как надо. А коли останешься живой, они по всем дорогам разнесут, какой ты бережливый хозяин!
Все веснушки на Киндее побледнели.
– Говори, узда старая, видел мальчишек?
– Выйдем, сударь…
Буланый жеребец шута стоял над кормушкой с отборным ячменем, но есть тоже не желал.
Киндей, не дожидаясь пинка или зуботычины, нырнул под кормушку, вытащил проклятую чернокудесную иголку, хотел спрятать ее в кулаке, но Ироня отобрал.
– Ищи! – и швырнул иголку в кучу сена.
Буланый резво принялся за ячмень.
– Врать не смею, господин, – быстро заговорил Киндей. – Были они тут с неделю как. Но у меня все места были заняты, я и отправил их на другой постоялый двор – тут недалеко.
– К сопернику сам отправил? – не поверил Ироня. – Да и не многовато ли постоялых дворов для полузабытой дороги? Ну, пойдем туда!
– Некуда идти, ваша милость. В ту же ночь сгорел он, супостат.
– Как сгорел?
– Обыкновенно, ваша милость. Может, мальчишки с огнем баловались, может, еще что…
– Пошли, вибрион ластоногий! Веди!
Потом Ироня долго бродил по пепелищу – переворачивал горелые балки, разгребал золу мечом, склонялся над заинтересовавшими его предметами.
Нашел и человеческие останки. Застыл, держа в каждой руке по черному черепу.
– Нет, – сказал он с облегчением. – У моих зубки были один к одному, а эти оба карзубые…
– Вот и славно, вот и любо… – присоединился было к его радости Киндей, но шут сгреб его за ворот и поднял над землей.
– Говори, – сказал он. – А то такой же станешь! Говори всю правду, я хорошо слышу, когда врут…
– А за настоящую великую тайну помилуешь? – с надеждой спросил Киндей. – Есть у меня для тебя тайна…
– Послушаю – может, и помилую, – решил Ироня.
– Они еще прошлым летом объявились…
– Кто объявился?
– Немтыри эти!
– Я же тебя про мальчишек спрашиваю!
– Да я и говорю – только с самого начала. Пришел десяток немых, все в черном. Между собой на пальцах изъясняются. А один все же говорящий. Вот он и говорит: «Нет ли у вас мертвых тел на продажу?» Я отвечаю: «Да кому они нужны, покойные-то? Ведь это же совершенная дрянь!» А он: «Очень даже не дрянь. По золотому за тело платить будем». Дорога-то наша не из многолюдных, сплошные убытки. Вот я и соблазнился. За такие деньги, говорю, я вам весь здешний погост перекопаю. У нас всякое бывает: драки, поединки… Тех, кто в дороге захворал, у меня оставляют, да не все выздоравливают…
Короче, навалил им полную телегу. Говорун поворчал, что останки несвежие, но расплатился. Через год, говорит, опять приедем, готовь товар. Сел за возницу и поехал. Немтыри пошли следом, но в отдалении
