Нет никакой надежды выпроводить ее в Москву. Кроме того, если все, что она рассказала, правда – а он был уверен, что так оно и есть, – оставаться одной ей и в самом деле опасно.
Капитан Игорь Владимирович Никоненко никогда в жизни еще не ел на собственной кухне картошку с женщиной, проходящей у него по делу об убийстве.
Алина посмотрела на него. Она умела смотреть так, чтобы «объект» не замечал наблюдения.
Он ел, сильно сжимая челюсти, лицо было бледным от усталости, под глазами и на висках – синие тени. Руки были большие и неухоженные, с надутыми узлами вен. Дрова, что ли, он на досуге рубит? Плечи широченные, живота нет, сильные ноги в дешевых джинсах. Он не был похож ни на одного из известных ей мужчин. В нем не было никакого интеллектуального блеска, снобизма или самодовольства, неизменного спутника всех мужиков, у которых сложилась карьера. Он явно не хотел «казаться» таким или другим. Когда он не играл в свои милицейские охотничьи игры, он был тем, кем был, – замученным работой, усталым, вспыльчивым молодым мужиком, нежно любящим свою собачищу, стесняющимся ее, Алининого, присутствия и изо всех сил старающимся это скрыть.
И она еще толковала ему про стрекозлов и прыщи на носу!
Он вполне мог выставить ее вон и был бы совершенно прав. Как он сказал? «Я никому и ничего не должен»?
– Скажите мне, Алина Аркадьевна, – он макнул в соль корку черного хлеба и отправил в рот, – у вас никогда не возникало проблем с бизнесом?
– Каких проблем с бизнесом? – увлекшись его рассматриванием, она даже не сразу сообразила, о чем он спрашивает. Оказывается, даже поедая картошку с хлебом, он работал.
– Самых обычных. Вымогательств, угроз, разборок с авторитетами?
В разборки с авторитетами никак не укладывались попытки прикончить Суркову, с Алининым бизнесом вроде бы не связанную, но он должен был спросить.
– Нет, – сказала она, – не было. У меня очень специфический бизнес. Знаете про неуловимого Джо? Ну, которого никто не может поймать? Его никто не может поймать не потому, что он так крут, а потому, что он никому не нужен. Так и я. Кроме того, я же не с потолка упала. У отца в мэрии связи, друзья. Я не на пустом месте начинала, Игорь Владимирович. Я бы никогда в жизни не получила доступ к рекламным бюджетам крупных компаний, если бы компаниям в мэрии не посоветовали иметь дело с рекламным агентством «Вектор». Так что вопросов ко мне никогда ни у кого не было.
Никоненко доел с тарелки остатки картошки, едва удержавшись, чтобы не вылизать ее, поднялся и потряс чайником, проверяя, есть ли в нем вода.
– А ваша подруга? Через нее не проходили какие-нибудь секретные документы, денежные договоры?
– Маня секретарша, – сказал Алина жестко, – секретарша. С шефом не спит и никакого доступа к информации у нее нет. Кроме того, за информацию убивают только в американском кино. Разве нет?
Никоненко развеселился.
– Вам виднее, – сказал он, – а за что, по-вашему, убивают у нас?
– За деньги, – ответила она спокойно, – только за деньги. Ну, конечно, если не в пьяных драках.
– Ну конечно, – согласился он, и Алина моментально почувствовала себя идиоткой.
Как это у него получается? Его мнение должно быть ей совершенно безразлично, но ей почему-то не хочется, чтобы он считал ее идиоткой. Как будто его мнение может иметь для нее хоть какое-то значение!
Чайник зашумел на плите, и Буран, вывалив язык, прошел мимо открытой кухонной двери. Полы поскрипывали, Буран был тяжелый.
– Вам что-нибудь известно, Игорь Владимирович? – спросила Алина, сняла очки и потерла глаза. На носу остались красные отметины от оправы. – Ну хоть что-нибудь?
– Известно, – Игорь тоже потер глаза. После еды спать захотелось непреодолимо.
– Вы мне не расскажете?
– Смеетесь, что ли?
Она снова надела очки и посмотрела внимательно:
– А нас… убьют, Игорь Владимирович?
Вместо ответа он брякнул:
– Давайте говорить на «ты», Алина Аркадьевна. Мне так проще. По ментовской привычке.
Кажется, наконец ему удалось удивить ее по-настоящему. Конечно, что за фамильярности с ментом! Папа в мэрии друзей имеет, а она с ментом на «ты» будет разговаривать!
– Ну что? Не пойдет?
– Почему не пойдет, – пробормотала она, – давай попробуем. Только если ты не будешь звать меня Лина или Аля.
– Не буду, – он улыбнулся. – Чай в большой коробке на полке. Завари, а я покормлю Бурана и устрою тебе ночлег.
Он вернулся через двадцать минут. Алина – не Лина и не Аля – пила чай из его собственной кружки, прихлебывала маленькими глотками.
– Постель я разобрал, – сказал он, стараясь не смущаться, – полотенце положил. Показать или сама найдешь?
