приплюснутый с одного боку, там, где Сидорин прижимал его локтем.
– Умка, – прошептала потрясенная Машка, которая как раз накануне смотрела мультфильм про белых медведей, и завизжала: – Папа!!!
Кое-как вдвоем с Ниной они вынесли ураган Машкиных эмоций, и дочь помчалась показывать медведю его новый дом и новую – Машкину – кровать.
– А это… я купил, – сказал Сидорин глупо и потряс перед носом у жены пакетом, который так и держал в руках.
– Володь, что с тобой? – спросила Нина и пакет у него забрала. – Что случилось?
– Ничего, – бойко соврал Сидорин. – Просто… подарки.
Она заглянула в пакет, посмотрела ему в лицо и засмеялась.
– Ты что? Стал миллионером?
– Еще не совсем, – признался он, – но я к этому близок.
– Это ты сегодня приблизился? – спросила она и звонко поцеловала его в щеку. – Вчера что-то я ничего о твоих миллионах не слыхала. Или когда мы виделись? Позавчера?
– Кажется, позавчера, – ответил Сидорин, рассматривая ее.
Когда он в последний раз просто так рассматривал ее?
У нее было славное молодое лицо, светлые глаза в незаметных ресницах и веселый широкий рот. Свитерок был старенький, она вязала его, когда ждала Машку, и все время расстраивалась, потому что выходило что-то не то. На животе была ухмыляющаяся заячья морда, длинные уши, связанные отдельно, болтались свободно. Крошечная Машка этот свитерок обожала, особенно уши.
Он осторожно запустил руку Нине под волосы, погладил теплый затылок и слегка повернул ее голову, заставляя посмотреть ему в лицо.
– Нам бы поговорить, – попросил он, слушая приближающиеся Машкины вопли.
– Что случилось? – повторила Нина и взяла его за руку под своими волосами. – Тебя выгнали с работы? Или у тебя кто-то умер?
Когда у него на столе умирали больные, он становился злым и диким, и на несколько дней семья оставляла его в покое.
– Нет, – сказал он быстро, – никто пока не умер. Но все равно поговорить нам надо…
– Как же нам говорить, если ты Машке подарил медведя? – Она вытащила его руку и поцеловала. – Мы теперь неделю ни о чем говорить не сможем! Машка не даст! Или… – она отпустила его руку, посмотрела внимательно и зачем-то схватилась за заячьи уши, – или ты решил нас бросить?
– Ты что, – спросил он обиженно, – с ума сошла?
Как он может их бросить, если они – все, что у него есть? Как же она этого не понимает? Или он просто никогда ей об этом не говорил?..
– Ну, если не решил, тогда пошли ужинать. Мой руки. Маша, сажай своего Умку ужинать. Он долго летел с Северного полюса и есть хочет.
– Мамочка, он мне сказал, что есть он не хочет, он хочет…
– Он хочет именно есть, – уже из кухни заявила Нина. – Володь, помой ей руки.
– Папочка, а белые медведи моют руки?
– У них не руки, а лапы, – объяснил Сидорин, намыливая под краном пухлые ладошки в еще оставшихся младенческих перетяжках, – они их не моют. Лапы у них чистые, потому что на Северном полюсе всегда снег.
– А снег разве чистый? Мама говорит, что снег есть нельзя, потому что он очень грязный. В нем бантерии.
– Не бантерии, а бактерии, – поправил Сидорин свою образованную дочь, – это в Москве снег грязный, а на Северном полюсе он чистый-чистый, белый-белый.
На ужин были макароны и толстые, разбухшие от варки сосиски.
– Нет, – сказал Сидорин, – давайте все сначала. У нас праздник. К нам с Северного полюса переехал жить Умка.
Все вышло, как он и хотел, хотя мысли о капитане не оставляли его ни на минуту. Глотнув шампанского, непривычная к алкоголю Нина раскраснелась, повеселела, как будто выпросила у жизни долгожданный выходной. Стесняясь, она ела мармелад, словно ей было стыдно, что так вкусно. Вдвоем с Машкой они тискали медведя и даже поставили ему отдельную чашку, и он пил с ними чай «как будто».
Если капитан всерьез решил списать все на Сидорина, выхода нет. Хорошо, если его просто посадят, а не расстреляют. За покушение на министра вполне могут и расстрелять. Жизнь министра стоит дороже, чем жизнь обычного человека. Или сейчас не расстреливают? Что-то такое Сидорин слышал про отмену смертной казни.
Он очень боялся и ненавидел себя за то, что так боится.
Тряпка, а не мужик.
Ничтожество. Червяк.
Если разрубить червяка пополам, одна половинка поползет в одну сторону, а другая – в другую. В какую сторону ползти червяку Сидорину, чтоб его не разрубили пополам?
Нина взяла его обеим руками за уши и повернула к себе.
