– Теперь самое главное, – задумчиво сказал Сидорин, – чтобы меня не упекли в кутузку.
– Чтобы тебя не упекли в кутузку, – ответила Нина, – ты должен пойти и поговорить со своим Потаповым.
Евгений Петрович Первушин собирался на работу, когда ему позвонил какой-то капитан из уголовного розыска и попросил задержаться. Евгений Петрович с некоторым недоумением сообщил, что должен быть на работе. У него с утра совещание, и вообще день очень напряженный. Неизвестный капитан заговорил с настойчивой любезностью, и Первушин пригласил его к себе на работу, хотя делать этого ему не хотелось. Пойдут разговоры, слухи. Репутация у Евгения Петровича была безупречной и должна была такой оставаться. Он очень хорошо помнил притчу о человеке, попавшем в неприятную историю. Всю оставшуюся жизнь тот был типом, который то ли сам украл галоши, то ли у него украли.
Подумав, капитан согласился приехать. Первушин назначил было обеденное время, когда в здании никого не оставалось, но тут капитан, моментально перестав быть любезным, сказал, что приедет к десяти, и положил трубку.
Наглецы. Обрадовались, что нынешнее руководство державы сплошь выходцы из спецслужб, и совсем распустились.
Совещание пришлось отменить. Секретарша сунулась было выяснить причину, но Евгений Петрович посмотрел на нее так, как на него самого смотрел когда-то декан факультета международных отношений. Секретарша моментально заткнулась и убралась восвояси.
Первушин усмехнулся. Он долго тренировал такой взгляд и преуспел. Научился.
Капитан оказался высоким молодым человеком в джинсах и кожаной куртке. Первушин рассматривал его, пока он шел к столу. Почему-то он думал, что капитан прибудет в форме и бронежилете веселенького зеленого цвета, как у гаишников на шоссе.
Впрочем, Евгений Петрович о капитане особенно не думал.
– Что за срочность такая, Игорь Владимирович? – спросил он, когда капитан уселся, вытянув длинные ноги. – Неужели не нашли?
– Пока нет, – сознался Никоненко, – пришли у вас помощи просить.
Его забавляло, что все время его кидает из стороны в сторону – из сидоринской больницы с облупившимися стенами в квартиру Дины Больц, и еще в потаповский «Мерседес», и в Алинин офис, а теперь вот в еще один офис, где все по-государственному, по-чиновничьи надежно и тяжеловесно: темные паркетные полы, зеленые шторы, громадный стол и неудобные кожаные стулья с рядами медных кнопок на спинках.
– Спрашивайте, – разрешил Евгений Петрович, – чем смогу, помогу.
Кофе он капитану не предлагал. Очевидно, здесь это было не принято. Впрочем, капитану вполне хватило вчерашнего кофе.
– Я вот о чем хотел спросить вас, Евгений Петрович, – заговорил «Анискин» ласково, – беда у нас. Никто ничего не видел, и получается так, как будто стрелять было и некому. Может быть, вы видели?
Евгений Петрович пожал консервативными пиджачными плечами.
– Так ведь на то оно и заказное убийство, чтобы никто ничего не видел, а труп исполнителя потом в Москве-реке нашли. Разве нет? Кроме того, наши правоохранительные органы пока что испытывают известные трудности с раскрытием заказных убийств.
Никоненко моргнул. К словесным пируэтам Первушина он готов не был.
– Всякое бывает, – сказал он, собравшись с силами. Федор Иванович Анискин от красоты и гладкости первушинской речи забился куда-то в угол. Никоненко нашел его и выдвинул в авангард: – Только вы не правы, не правы, дорогой Евгений Петрович! Никакое это не заказное убийство, а самое что ни на есть обыкновенное, пошленькое и простенькое покушение на никому не известную особу по имени Мария Суркова, кстати, вашу одноклассницу. Вспоминаете такую?
– Как – одноклассницу? – даже несколько обиделся Евгений Петрович. – Позвольте, ведь стреляли-то в Потапова!
– Нет! – радостно воскликнул «Анискин». – Ни при чем наш дорогой министр! Все дело в Сурковой!
– Вы ошибаетесь, – значительно изрек Первушин, – уверяю вас, вы ошибаетесь.
– Почему же? Вы сами стреляли бы исключительно в Потапова?
Евгений Петрович Первушин несколько дрогнул и посмотрел на капитана с отвращением.
Капитан забавлялся от души.
Раз Первушин одноклассник Потапова, Сурковой и всей остальной компании, значит, сейчас ему года тридцать три, тридцать четыре, а держится он так, как будто ему по меньшей мере шестьдесят и в недалеком прошлом он занимал пост секретаря политбюро. Он был солидный, важный и весь, с головы до ног «государственный» – озабоченный работой правоохранительных органов, к примеру, хотя органы эти непосредственно к нему никакого отношения не имели.
Но у них, у государственных мужей – и жен! – все по-другому.
Они вечно озабочены чем-то, не имеющим к ним касательства. От этого и страна живет так хорошо. Весело живет, с огоньком, с молодецким посвистом – только ближайшие европейские соседи, не привыкшие к «государственному» размаху, поеживаются. Но это они от малодушия.
– Так расскажите же мне скорее, как все произошло! – вскричал «Анискин», как только Первушин спрятал свое отвращение под снисходительно-фальшивую чиновничью приветливость.
– Я, собственно, даже не знаю… С чего мне начать?
– Начните сначала. Во сколько вы приехали на вечер?
– К семи, как и было указано в приглашении.
