Господи, во что она влипла с этим Потаповым?!
– Ребята, чай готов! – позвала потаповская сестра. – Давайте быстренько попьем и правда поедем! Смотрите, на ней лица нет!
Все как по команде повернулись к Марусе и стали изучать ее физиономию.
– Все в порядке, – с усилием выговорила она, – правда.
– Оно и видно, – ехидно сказала Нина Георгиевна и одним движением сгребла с пола всю кучу белья. – Юра, пропусти, я отнесу это в ванную. Митя, завтра попросишь сестру, чтобы она все постирала и погладила. Или я приеду в выходные.
– Ой, не надо, – простонала Маруся, и тут Нина Георгиевна непонятно почему рассмеялась.
– А ваш сын? – спросила она, когда вся компания потаповских родственников устроилась пить чай, а Потапов злобно плюхнулся на подоконник – больше сидеть было негде. – Где ваш сын?
– Он у родителей Алины. Это моя подруга. Он был у нее, но она в Нью-Йорк улетела, и Мите пришлось…
– Мы знаем, что Мите пришлось, – перебила ее Нина Георгиевна. – Бабушка, значит, участия не принимает. А муж у вас был?
Маруся до смерти боялась эту женщину, ее властного тона, ее нарочитого ехидства, ее чудовищной энергии и еще того, что она – мать Потапова.
– Нет, – пискнула она, – мужа у меня не было.
– Поня-ятно, – протянула Нина Георгиевна, как будто вынесла приговор, и по-купечески шумно прихлебнула чай, – одна, значит, мальчишку растишь?
Почему-то теперь она перешла на «ты».
– Нет, не одна. Мы с Алиной… Она всегда мне помогала. Когда Федор только родился, она полгода у меня жила. Мы с ней спали по очереди. Он так орал, что я даже поесть не могла, он не давал. И по ночам орал. Он все время орал.
– Митька тоже орал, – сказал вдруг отец, – день и ночь. Мы думали, что с ума сойдем. Старшие дети у нас спокойные, а Митька надрывался! Даже на руках.
– И Федор надрывался, – приободрившись, произнесла Маруся, – мы его в пять утра гулять возили, чтобы он всех соседей не перебудил.
– Только не надо больше никаких воспоминаний, – предупредил Потапов с подоконника, но почему-то родственники упорно его игнорировали. Может, потому, что для них он был Митька, а вовсе не «сам Потапов»?
– Расскажи, мам, – велела сестра Таня, – чего там.
– Мам, не смей, – приказал Потапов.
– Я всю жизнь работаю в роддоме, – сказала Нина Георгиевна строго, как будто Маруся должна была об этом знать и не знала. Потапов с шумом сверзился с подоконника, вышел из кухни и хлопнул дверью. – У нас разные бывают… ситуации. Однажды ночью вдруг шум, гром, стук, тарарам. Открываем. За дверью мужик какой-то. Весь трясется и орет благим матом, что он шофер, какая-то женщина на дороге голосовала, он ее подобрал, а теперь она у него в грузовике рожает. Он ее из кабины вытащил и только до кустов доволок, а дальше она идти не может. Галина Владимировна, это сестра, на второй этаж побежала за врачом и носилками, а я в кусты кинулась. Темно, ничего не видно, только лампочка над крыльцом, да и та слабая, до кустов не достает. Когда я добежала, ребенок уже вылез почти. Я его приняла. Эта баба орет, а ребенок молчит, наглотался песка и крови. Я халат сбросила, на земле расстелила, стала ему искусственное дыхание делать, у меня тоже кровищи полон рот – заорал! Я его подхватила и бегом в бокс, под лампу, реанимацию вызывать… – Она прихлебнула чай и посмотрела на Марусю. – Ну вот. Мальчишку выходили, а баба заявление написала, отказное.
– Не взяла? – ахнула Маруся, совершенно позабывшая о том, что это потаповская мать и она должна ее бояться.
Нина Георгиевна посмотрела на нее с некоторым превосходством.
– Это я про Митю рассказываю. Про нашего Митю. Мы его взяли.
– Как – про Митю? – ничего не поняла Маруся. – Про Митю Потапова?
– Про Митю Потапова, – передразнила ее Нина Георгиевна, – который с тобой теперь живет.
– Нина!
– Мама!
– Он не живет… То есть он как раз живет, но… но это совсем не то, что вы думаете… То есть я не знаю, что именно вы думаете…
– Ну что, – спросил потаповский голос из-за кухонной двери, – все выяснила, мамань?
– Что ты! – бодро откликнулась ничуть не смущенная Нина Георгиевна. – Я еще даже и не начинала выяснять!
– Тогда лучше и не начинай, – приказал потаповский голос, и все посмотрели на закрытую дверь.
– Но как же так, – спросила Маруся растерянно и взялась за отвороты халата, – вы что, его усыновили?
– Ну конечно, усыновили, – спокойно сказал отец Потапова, как будто речь шла о чем-то простом и приятном, – Нина даже слышать не могла о том, что его в Дом ребенка свезут. Прибежала домой вся в слезах и говорит – давайте возьмем. Мы с ребятами говорим – конечно, возьмем. Так он с нами и остался. Митька! – крикнул отец в сторону двери. – Ты не жалеешь теперь, что с нами остался?
Ответом ему было ледяное молчание, которое неожиданно хлынуло из-под неплотно прикрытой
