как будто радостный, или Марат ошибался?.. Радоваться-то особенно нечему.
– Надо шефу сказать, – выговорил наконец Сашка. – Конечно, надо.
– Ты думаешь…
– Да ничего я не думаю! Но шефу надо сказать.
Это Марат и сам знал.
– Они столько лет вместе работают, Сашка! И так, ни с того ни с сего… все на фиг послать?! Быть не может!
– Почему ни с того ни с сего… Может, деньги не поделили или еще что-то.
– Что они могли не поделить? При чем тут деньги?!
Марат уже почти кричал, потому что мысль о том, что все разваливается, прямо на глазах разваливается, рушатся… он подумал бы «идеалы», если бы мог так подумать – эта мысль была невыносимой. Рушится мир, который был правильно и надежно устроен.
Троепольский, Сизов и Греков казались ему… кем только они ему не казались! Они были старше, умнее, опытнее, они были успешны именно в том деле, которое представлялось Марату самым лучшим и важным из всех, придуманных человечеством.
И еще он думал примерно так: что там врут про то, что жить плохо и все начальники – жулики и бандиты?! Жить хорошо – интересно, весело! – когда есть чем заняться! Марату было чем заняться, потому что существовали Троепольский, Греков и Сизов. Они были его начальниками, но вовсе не жуликами или бандитами. Марат получал зарплату, о которой его недавние однокурсники еще только видели сны! Когда закончились три месяца испытательного срока и Сизов объявил, что его принимают на постоянную работу, он был счастлив, он звонил матери и так орал, что та перепугалась, и не спал полночи, все строил карьерные планы и крутился на узком диване от нетерпения, так ему хотелось немедленно броситься их реализовывать!
– Десять лет все было в порядке, да? А теперь они не поделили! Так не бывает!
– Откуда ты знаешь, как бывает? И потом… о чем еще они могли говорить?!
– Понятия не имею! – заорал наконец Марат.
– Вот и я не имею. Но Троепольскому надо сказать. – Белошеев подумал и добавил: – Вот он приедет, и скажи. Не сдрейфь только.
– Ладно.
– Не ладно, а скажи!
– Да скажу!
Ничем не помог Марату этот разговор, только еще больше его взбудоражил, и в желудке от него почему-то стало гадко, словно Марат целый день глотал не кофе, а смолу.
Белошеев быстро соображал. Хорошо, что Марата принесло с такими известиями.
Пожалуй, финал всей драмы станет даже более феерическим, чем Саша планировал поначалу. Пожалуй, несколько оглушительных аккордов еще можно будет добавить, и он окажется не просто победителем, а единственным победителем, потому что теперь он знает, что нужно, чтобы добить их – всех сразу.
Нет, не всех. Тех, что остались в живых.
Троепольский скатился по ступенькам, выискивая свою – то есть Полькину – машину. Телефон зазвонил в самый неподходящий момент, когда он балансировал на краю огромной снеговой лужи. Он полез в карман, баланс нарушился, и Троепольский со всего размаху шлепнул в самую середину. Кроссовок моментально промок, и носок промок, и мокрым холодом обожгло ногу.
А, черт побери!..
– Да! – Кенгуриными прыжками он доскакал до противоположного берега водного препятствия, ухватился за кустик и теперь рассматривал свою ногу, поминутно рискуя съехать обратно в лужу.
– Арсений?
Голос он не узнал.
– Да, я.
– Здравствуйте, это Лера Грекова.
Та самая Лера, которая не племянница, а дочь.
– Здравствуйте, Лера.
– Арсений, мне нужно с вами увидеться.
Троепольский удивился:
– Прямо сейчас?
– Вы не можете?
– Сейчас я стою в луже, – проинформировал ее Троепольский, быстро прикидывая, что ей может быть от него нужно, – пока не выберусь, не смогу. Или обязательно сейчас?
– Нет, не буквально сейчас, но сегодня. Пожалуйста, Арсений. Мне нужно с вами поговорить.
– Давайте поговорим, конечно. Приезжайте в контору. Вы уже там были, дорогу найдете.
– В конторе неудобно, – твердо сказала Лера. Троепольский все рассматривал свою ногу. – Лучше вы…
