него на это ушла уйма времени. Когда он их нашел, курить ему уже расхотелось, но он все-таки закурил. Дым застывал прозрачным облаком и медленно растворялся в свете фонаря над крыльцом.
К низкому штакетнику, разделяющему участки, подбежала большая собака, посмотрела на Данилова и вопросительно гавкнула.
– Ты чего, – спросил Данилов, – не узнаешь меня?
Собака удивилась и ушла, а он остался сидеть.
Внезапно за дверью, совсем близко, зазвучали шаги, и дверь распахнулась, чуть не стукнув его по спине.
– Андрей, – воскликнула Надежда Степановна, – вы с ума сошли! Почему вы здесь сидите? Вы замерзнете! Да еще без шапки! Марта, Андрей приехал и сидит на крыльце! Марта! Андрей, сейчас же идите в дом!
– Данилов, ты чего? – спросила запыхавшаяся Марта. – Что ты нас пугаешь? Все в порядке?
– Да, – сказал Данилов, – мне просто нужно... отдохнуть.
– Очень холодно, Андрей, – вступила Надежда Степановна, – сейчас зима, а не лето, на крыльце сидеть нельзя!
– Еще чуть-чуть, – попросил Данилов, – недолго.
Оттеснив мать, вышла Марта в длинном тулупе и валенках. На голове платок.
– Мам, иди, ты замерзнешь!
– Марта, пусть он голову тоже покроет платком. Можно легко заболеть менингитом!
– Мама, он не станет надевать на голову платок!
– Тогда ты ему надень! Я только час назад смотрела на градусник, было минус десять! Вот замечательный платочек, пусть он наденет.
– Мама!!
Данилов улыбался. Дверь проскрипела, закрываясь. Марта присела на корточки перед крыльцом и поцеловала Данилову руку.
– Ну что?
– Спроси меня о чем-нибудь, – предложил он и закурил следующую сигарету.
– Кто это?
– Олег Тарасов.
– Тарасов! – вскрикнула Марта.
– Он тогда застрелил мою жену, надеялся, что меня посадят, а меня не посадили. Он все это затеял, чтобы представить, будто я покончил жизнь самоубийством из-за того, что Кольцов меня уволил, и я свихнулся.
– Кольцов тебя не уволил, – сказала Марта.
– Нет. Но Тарасов был уверен, что уволит. Не зря же он старался, полдома разнес!
– Он был... любовником твоей жены?
Данилов посмотрел на Марту поверх ее кулачка, сжимавшего его руку, и усмехнулся.
– И Лиды тоже. Он сказал, что ему нравилось трахать моих женщин.
– Он больной, что ли?
– Не знаю. Но он всю жизнь ненавидел меня, а я даже не догадывался.
– Почему ненавидел?
– Потому, что у меня было больше возможностей, и больше всего потому, что я смог начать все сначала, когда выяснилось, что музыкантом я не стану. Его это взбесило. Еще я думаю, что он гораздо больше, чем я, хотел быть сыном моих родителей. Таких... знаменитых и таких всесильных. Он считал, что, если бы у него были такие родители, он был бы Паганини. Не знаю. Может, он и прав. Мать к нему относилась всегда лучше, чем ко мне.
– Просто она не возлагала на него никаких надежд, а он все-таки чего-то добился, – пробормотала Марта, и Данилов удивился ее проницательности. – Когда ты узнал, что это он?
Данилов бросил сигарету, притянул Марту к себе и прижал. Она была толстая и неуклюжая от овчинного тулупа.
– Знаменская сказала – повторяющийся элемент. Во всех частях головоломки присутствовал Тарасов. Было много других людей, но зато он один присутствовал во всех. Я понял, когда стал думать, почему на приеме все говорили о том, что я плохо выгляжу? Кто-то настойчиво внушал всем, что у меня больной вид и я, должно быть, скоро рехнусь. Зачем? Только затем, чтобы убедить всех, что если со мной что-то случится, то потому, что я не в себе. Из тех, кто входил в другие части головоломки, на вечере присутствовали Тарасов, Грозовский, Знаменская и Лида. И Знаменская, и Грозовский, и Лида сообщили мне, что все только и говорили про то, как я плох. Даже мать сказала. Если бы кто-то из них распускал эти слухи, то не стал бы говорить о них мне. Тот, кто говорил, что я спятил, знал, что со мной все в порядке. Значит, остался один Тарасов. И еще шкатулка.
– Что шкатулка?
– Только Тарасов знал, как ее открыть, и мог сделать это быстро. Мы в детстве ее сто раз открывали. Это было так... необыкновенно, шкатулка с секретом! Она ему страшно нравилась, даже больше, чем мне. Поэтому он и не смог ее сломать. Он всегда любил вещи. Очень любил. Были еще всякие мелочи. Я
