ним раньше никогда не бывало. Она чувствовала себя неловко, потому что его очки находились как раз на уровне того места, где кончались ноги и начиналась... юбка.
Шеф поднял голову. Сверкнули очки – очень модные, две дужки и стекла, больше никакой оправы. Таня тихонько вздохнула.
– Садитесь, пожалуйста, – спохватился шеф. – Я не понял, почему не готовы расчеты. Мы должны сдать проект до Нового года. По-моему, я давно об этом сказал. Или не сказал?
– Сказали, Андрей Михайлович. Я не успеваю. У меня очень много работы, и еще звонки, и вчера с утра я в налоговую ходила...
– Вчера было воскресенье, – заметил Данилов, – никуда вы вчера ходить не могли.
– То есть в пятницу!.. Конечно, в пятницу!
– А что вы делаете по субботам?
Это был такой неожиданный вопрос, что Таня даже не сразу сообразила, какого ответа ждет от нее начальник.
На свидание, что ли, собрался пригласить? Как же, дождешься от него! Сухарь, каких мало, ледышка, леденец на палочке! Кроме того, есть же красавица Лидия Сергеевна, которая несколько раз заезжала за ним в офис, и еще какая-то полоумная звонит каждый день. Хотя он симпатичный и довольно богатый, и...
Все это молнией пронеслось в Таниной голове, закрутилось разноцветным вихрем, ударило в щеки, которые сразу предательски загорелись.
– В эту субботу я на лыжах каталась, – неуверенно сказала она, – с горы.
– А где? – спросил шеф. – В «Волене»?
– На Егорьевском шоссе. Мы всегда там катаемся. Там не так шикарно, как в «Волене», зато дешевле и подъемник есть... – пробормотала она. – Мы всегда там катаемся.
– С утра?
– Что?
– С утра катаетесь?
– По-разному, – ответила бедная Таня, – в субботу катались с утра. Снег шел, и мы решили, что к обеду весь склон засыплет. И поехали рано, часов в девять, наверное.
Тут шеф неожиданно улыбнулся.
Танина бабушка говорила, что хорошего человека улыбка должна непременно красить. Шефа улыбка нисколько не красила. Лицо становилось безжизненным, как будто стянутым в нелепую маску.
– Это я к тому, – пояснил он задумчиво, – что в следующую субботу нам скорее всего придется работать. Иначе мы не то что к Новому году, к Первому мая проект не сдадим. Согласны?
Выходит, он вовсе не собирался приглашать ее на свидание?! И про субботу спрашивал просто затем, чтобы объявить, что отныне у них шестидневная рабочая неделя?! Таня немедленно почувствовала себя оскорбленной.
– Я не знаю, – начала она и потрогала щеки. Щеки были горячими, а пальцы холодными, и она быстро опустила руки. – Смогу ли я...
– Я не спрашиваю вас, сможете вы или нет, – перебил ее шеф ледяным тоном, – я просто ставлю вас в известность. В следующую субботу мы работаем. С утра.
– Понятно.
– Пожалуйста, вечером покажите мне расчеты. Бог с ними, с лестницами, пусть будут только фронтоны. Сделаете?
– Да.
– Хорошо. Спасибо.
Он снова уткнулся в компьютер с таким видом, что Таня поняла – аудиенция окончена. Она встала, и он неожиданно поднял голову. Опять сверкнули очки.
– Таня, я прошу не носить на работу одежду, которая может вызвать инфаркт у наших клиентов. Мне все равно, – и тут он пожал плечами под безупречной черной водолазкой, – а люди пугаются. Договорились?
Таня выскочила за дверь так стремительно, что Данилов даже удивился, как она не стукнулась в нее лбом.
Значит, Егорьевское шоссе и горка с подъемником. С девяти часов утра.
Вряд ли она обманывает его. Лиду, Знаменскую и Таню он внес в свой список просто для порядка, потому что именно так делали опытные сыщики в детективах. Подозреваются все, исключений нет. Значит, остались еще Лида и Знаменская.
Последняя позвонила ему сама – как обычно. За субботу и воскресенье она обогатилась очередными идеями о перестройке своего дома и горела желанием немедленно выложить их Данилову.
– Андрюшик, – начала она дивным прокуренным контральто, – это я. Баба-яга – Знаменская. Соскучились?
– Конечно, Ариадна Филипповна, очень. Я звонил вам в пятницу, чтобы поздравить, но...
– Андрюшик, замолчите. Я не юное создание тридцати шести лет от роду! Я стара, слаба и дьявольски умна. Вам что-нибудь об этом известно?
