Данилов с его уравновешенностью, сдержанностью, рассудочностью, с его логическим умом и твердым представлением обо всем на свете!
– Но зачем? – задала она вопрос, на который Данилов никак не мог ответить сам, – зачем?!
– Не знаю.
– А машина? Она должна была тебя... убить?
– Думаю, что нет, – произнес он задумчиво, – убить машиной – очень ненадежный способ. Можно сильно ударить, покалечить, изуродовать, но нет никаких гарантий, что человек, которого сбила машина, непременно умрет. Мне кажется, что дело вовсе не в моей смерти...
– Но даже если бы она тебя просто покалечила, – закричала Марта, – все равно тебя увезли бы в больницу и ты не прочитал бы этого дурацкого послания на зеркале!
– Я думаю, что он – или она – видел, что меня не покалечил.
Марта замерла перед ним столбиком, как суслик в свете автомобильных фар. И глаза у нее стали круглые, тоже как у суслика.
– Как... видел?
– Очень просто. Он заехал за угол, припарковал машину и вернулся посмотреть на плоды трудов своих.
– Он... видел нас? Видел, как мы там ковырялись? В снегу?!
– Думаю, что да. А потом он приехал сюда, влез на балкон и написал, что я виноват. Чтобы я получил сполна.
– Почему ты решил, что он влез после того, как стукнул тебя машиной? Зачем было лезть, когда времени совсем не оставалось и ты мог в любой момент вернуться?!
– В спальне на полу снег с ботинка. Снег бы растаял, если бы лежал долго. Он ушел за несколько минут до нас. Снег не успел растаять.
Марта стиснула кулачки.
– Данилов, иди в милицию.
– Хочешь вина, Мартышка? Или тебе нельзя?
– Ты уже спрашивал. Мне можно.
Он действительно спрашивал, только теперь ему казалось, что его вопрос и ее ответ были в другой жизни. Он задавал этот вопрос в пятницу вечером. А сегодня вечер среды. Вот как. Полвека прошло.
– Он тебя изведет, этот придурок! – проговорила Марта, и голос у нее опять задрожал. – Ты же сам сказал, что тебе показалось, что ты сумасшедший! Так нельзя. С этим нужно что-то делать.
– С этим как раз ничего не нужно делать. Мне двадцать пять лет кажется, что я сумасшедший.
– Данилов! – Она даже ногой топнула.
– Что?
– Ничего.
– Вот именно, – сказал он и улыбнулся.
Если бы не Марта, сегодня ночью он бы точно сошел с ума. Она даже не подозревает, как близко это подошло к нему и каким свободным и счастливым – несмотря ни на что – он чувствует себя сейчас, просто потому, что это опять прошло мимо. Пока.
Он глотнул вина и закурил новую сигарету. Марта положила ему мяса.
– Только оно остыло, наверное. Хочешь, я подогрею?
– Нет, спасибо.
– Если на зеркале помада, значит, это женщина. Правильно, Данилов?
– Нет. Не правильно.
– Почему?
Он улыбнулся, сморщив сухие губы. Как обычно – он сам и не думал улыбаться. Улыбнулись только губы.
– В моей квартире батарея французских духов и полка с кружевным бельем. Это не означает, что я женщина.
Марта покраснела. Духи и белье принадлежали ей. Она привезла к нему кое-какое свое барахлишко, когда поняла, что, оставаясь у него ночевать, утром не знает, во что переодеться. Было не только белье. Были джинсы, майки, свитер и даже один офисный костюм, на всякий случай.
– Все равно ты не носишь в кармане мою губную помаду.
– Не ношу. Но если бы ты ее уронила или потеряла, я бы подобрал ее и положил в карман.
Что-то промелькнуло у него в голове, связанное с этой помадой. Промелькнуло слишком быстро, и он не успел понять, что именно.
Да. Если бы Марта уронила помаду, он поднял бы ее и положил в карман. Данилов замер, пытаясь вернуть мелькнувшую мысль-воспоминание, но безуспешно.
– Данилов, если ты не хочешь идти в милицию, ты должен в конце концов сесть и подумать серьезно, –
