это я все натворила, понимаете?! Он говорит, что в мою квартиру не входили посторонние, потому что замки открыты ключами. А ключи есть только у меня и у Павла!
– Ну, вряд ли Павел стал бы жечь и резать свои фотографии!
Надежда умоляюще посмотрела на нее:
– Марья Максимовна, но вы же не думаете, что это я жгла и рвала его фотографии!
– Не знаю, не знаю, – отрезала соседка. – Вы же, совершенно не отдавая себе отчета, зачем-то рассказали все чужим людям! Вдруг вы неадекватны, Наденька?
Это была шутка, и прозвучала она как шутка, и Надежда успокоилась немного.
– Не знаю, – повторила Марья Максимовна задумчиво и затушила в пепельнице папироску. – Не знаю.
– Что?..
– Я не знаю, кто мог это сделать, – продолжала она, едва взглянул на Надежду. – Ваша мать, конечно, в Финляндии?
– Конечно.
– Значит, она исключается.
– Да что вы! – Надежда даже засмеялась. – Мама? Пришла, изорвала одежду и сожгла фотографии Павла?!. Ни за что на свете!
– Я бы на ее месте так и поступила, если бы муж моей дочери от нее ушел, – заявила Марья Максимовна. – Только я бы еще за волосы притащила его обратно, на глазах у всех соседей, знакомых и незнакомых, чтобы в следующий раз было неповадно!
– Да ну что вы, – смешалась Надежда. Ей все казалось, что соседка разыгрывает перед ней спектакль, вроде актрисы Гоголевой, на которую она была похожа из-за шали. – Мама и Ристо люди мирные, спокойные, вы же знаете!
– У вашего финского батюшки не слишком приличное имя! – провозгласила Марья Максимовна, и Надежда опять надулась.
Она хорошо относилась к отчиму, и ей нравилось, что он любит мать, которая расцвела и помолодела, когда он на ней женился! И зря говорят про финнов, что они холодные и заторможенные, ее отчим совсем не такой! Ристо научил мать финскому языку и смешно пел по-русски «Калинка-малинка моя», у него это выходило как «каринка-маринка», а гостям объявлял: «Дор-рогие гости! Н-не обращайте вни-мания, ког-да мы с Ма-шей на-чи-наем говор-рить по-фински! М-мы дел-лаем это только в том сл-лучае, когда хо-тим сказать гадость о наших дор-рогих гостях!»
– Выходит, круг замкнулся, – продолжала Марья Максимовна. – Родители в Хельсинки, Павел вряд ли бы стал жечь свои вещи, а больше ни у кого нет ключей! Вы точно их никому не давали? Впрочем, в доме не было посторонних. Я все время в квартире и всегда сижу у окна.
– Вы рассуждаете, как полковник Уолш, – пробормотала Надежда.
– Я хочу вам помочь, – возразила Марья Максимовна, – раз уж вы сами себе помочь никак не можете! Вас уволили с работы?
– Боже сохрани! Нет! Просто теперь я как бы под подозрением, и меня проверяет служба безопасности на предмет стабильности моей нервной системы. Заодно они проверяют, не состояла ли я под судом и не была ли связана с террористами.
– На предмет террористов мы тоже должны беспокоиться?
– Нет, Марья Максимовна, – устало сказала Надежда. – В моей жизни не было никаких террористов.
– Ну, и на том спасибо.
В сумке у нее отдаленным звоном зазвонил телефон, и она помчалась в переднюю, радуясь тому, что закончен такой неприятный и странный разговор.
Нужно будет его обдумать хорошенько!.
И что это Марья Максимовна так разошлась, когда узнала про Павла?
Звонил Коля Саньков, и голос у него был озабоченный.
– У нас происшествие, Надюш, – сказал он, не здороваясь. – Зина умерла.
– Какая Зина? Когда умерла?!
– Уборщица Зина, – пояснил Коля. – Что-то ее не видно вчера было, а сегодня пришла сменщица, а комната изнутри на щеколду заперта. Вскрыли, а она там… Мертвая.
– Господи, – пробормотала Надежда. – Еще не хватает! А Лидочка знает?
– Конечно. Ей первой позвонили. Спускайся, я тебя отвезу. Я под твоими окнами стою.
Надежда оглянулась на открытые двери в комнату, за которыми царила Марья Максимовна, и прикрыла трубку ладонью.
– Зачем, Коля?! – приглушенно зашипела она. – Я бы и сама доехала! Или Лидочка машину прислала?
– Водители все в разгоне, американцы сегодня стекла завозят, их прилетело еще человек пятьдесят! Так что давай спускайся, я жду!
– Хорошо, хорошо, – быстро сказала Надежда. – Сейчас.
Она сунула телефон в сумку, и он тут же снова затрезвонил. Звонила Люба Глущенко, дежурный портье. Ну, теперь пойдут бесконечные звонки!
