глаза.
В джинсах и темном свитере он производил совсем другое впечатление, и Инна вдруг подумала, что в костюмах ему, наверное, до смерти неловко. Скорее всего, приехав с работы, он первым делом сбрасывает пиджак и галстук и только потом стаскивает ботинки.
– Инна.
Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо.
Каменная стена, а не лицо.
– Инна, я хотел тебя… предупредить.
– О чем?
– Ты знаешь, что случилось с губернаторской вдовой?
О-оп – кровь ударила в глаза и уши, зашумела и потекла вдвое быстрее.
– Она умерла. Сегодня сказали в новостях.
– Она убита.
– Что?!
Ястребов посмотрел на нее и повторять не стал.
– Пока неизвестно точно – сама она или кто-то ее… Мне сказали, что ничего не понятно вроде, но вчера вечером у дома ее сына долго стояла какая-то машина, которая потом уехала.
Инна отлична знала, что за машина стояла возле дома на улице Ленина. В ней еще Осип сидел.
– Инна, я ни черта не разбираюсь в местном криминале – кто тут против кого дружит, а кто с кем воюет. За что Мухина могли убить?
– Мухин застрелился.
– Да ладно! – с досадой сказал Ястребов, как будто рассердившись, что Инна может повторять такие глупости. – С чего ему стреляться-то?
– Я не знаю. Мало ли с чего!
– Он застрелился, жена застрелилась, все застрелились! И у всех в кармане было по пистолету, и всем жизнь была не мила, так, что ли?
– Я не знаю, – повторила она. Инстинкт самосохранения крутился волчком, гнал волны паники.
– А… Якушев? – осторожно поинтересовался Ястребов. – Он не в курсе, ты не знаешь?
– Сергей Ильич?..
– А что, есть Якушев не только Сергей Ильич, но еще Иван Иваныч?
Невинность в голубых енисейских глазах была такой неподдельной, что Ястребов ни на секунду не усомнился – она что-то знает.
Что? Как понять?
– Сергей Ильич со мной ничего не обсуждал. Я вообще не слишком уверена, что он… станет это с кем-то обсуждать. Он с Мухиными дружил всю жизнь. Для него это близкие люди.
– Вот именно. Если он хорошо их знал, почему он теперь твердит, что Мухин застрелился, а его жена умерла от сердца?
– Саша! – она впервые назвала его по имени – просто так, при жестком электрическом свете, на кухне, а не в горячей любовной истерике, – и он усмехнулся. – Объявить сейчас на всю страну, что у нас… убили губернатора, невозможно, ты же понимаешь! А если Любовь Ивановна… не сама умерла, то получается, что у нас тут некий маньяк решил истребить всю верхушку власти? Или губернаторскую семью?
– Пресса все равно рано или поздно все раскопает!..
– Нет, – твердо заявила Инна.
– Что – нет?
– Пресса ничего не раскопает.
– Инн, пресса моментально все раскопала… про «Норд-Ост», к примеру.
Она помолчала. Ну да, конечно. Пресса раскопала.
– Контролировать семьсот человек с мобильными телефонами нельзя, – жестко сказала она. – Кто- нибудь обязательно куда-нибудь позвонит и что-нибудь там расскажет. Да еще когда дело происходит в Москве! Контролировать двоих в Белоярске – проще не придумаешь.
– Двое – это кто? Мы с тобой?
– При чем тут мы с тобой! Двое – это Митя и Катя, единственные, кто может быть заинтересован в расследовании по всем правилам. Больше не заинтересован никто. Даже ты.
– Почему – даже я?
– Потому что, если кто-то ляпнет, что губернатор убит, вся пресса в ту же секунду заголосит, что это ты лично застрелил Мухина и Любовь Ивановну, чтобы освободить себе место! Это же очевидно.
Она смотрела ему прямо в лицо, уверенная, что увидит там нечто такое, что подтвердит или опровергнет ее предположение. Она играла вслепую, наверное, в первый раз в жизни, и ей очень не хотелось проиграть.
