Вот сколько дел наворотил бывший шеф Глеба Звоницкого!..
Перед съездом на широкую, укатанную трактором дорогу он притормозил и посмотрел в зеркало заднего вида. Красный свет далеко растекался по сугробам и кустам, а дальше была темнота, и там, в этой темноте, кто-то стоял.
Глеб не был истеричной барышней, с воображением у него вообще было туго, зато он двадцать пять лет служил в разного рода спецподразделениях, и умение видеть в темноте и слышать в грохоте боя не раз спасало ему жизнь.
Там кто-то стоял и смотрел вслед его машине.
Выходит, она нормальная?! Выходит, ничего она не придумала?
Она все смотрела на него – во взрослом лице еще оставалось что-то от девчонки, которую он помнил, с ее «конским хвостом» и подростковыми замашками Снежной королевы.
– Пожалуйста, не везите меня домой. Мне тогда придется выпрыгнуть из машины.
– Не надо прыгать, – возразил он с досадой. – Я не повезу вас домой.
– А куда?..
– У меня есть друг, – соврал Глеб Звоницкий. – Он напоит вас чаем, а вы нам все расскажете.
– Что все?
– Про вашего мужа, про вашу маму, про то, что она должна была увидеться с Инной Селиверстовой. Про ваши подозрения. Договорились?
Она кивнула, он так и не понял, согласно или нет.
Ему было очень ее жаль, но он боялся, что уже слишком поздно. Изменить ничего нельзя.
Зачем-то Инна обошла все комнаты, словно газеты могли сами собой сложиться и завалиться в какой- нибудь угол. Нигде не было никаких газет.
Она ходила и думала, думала и ходила. Джина, валявшаяся в кресле, поднимала голову, когда Инна проходила мимо. В конце концов ее хождение Джине надоело, и она ушла – спрыгнула с кресла и пропала, как дух, словно ее не было.
Значит, думала Инна, стараясь наступать только на одну половицу лиственничного пола, он вошел, понял, что я на втором этаже, собрал все газеты и спрятал. Значит, он знал, что газеты у нее. Значит, он за ними и приходил. Значит, в них было все дело.
Странно, что она раньше не догадалась.
Значительно хуже, что она так и не догадалась, что именно было в этих газетах, хотя несколько раз просмотрела их сверху донизу, а потом снизу доверху и с обеих сторон!..
Что? Что?..
Она выписала фамилии журналистов и еще вспоминала, кто что пишет – Юля Фефер и Петр Валеев и кто-то еще.
Листок! У нее был листок бумаги с дырками – Зинаида Громова была записана как «Грмва»! Где он?..
Инна побежала в кабинет. Джина с недовольной мордой сидела на лестнице и задергала хвостом, когда Инна пронеслась мимо.
Она была в блузке и колготках, когда приехал Юра и ужасно смутился, увидев ее. В руках у нее был листок с фамилиями. Куда она могла его сунуть?..
На столе под зеленой казенной лампой не было никакого листка. Лежала стопка чистой бумаги, книжка – Донцова, конечно! – и ручки, половина из которых не писали, и Инна все собиралась их выбросить. В кресле тоже не было никаких бумажек. И на подоконнике никаких, кроме толстых экономических справочников, она время от времени их почитывала. На стеллажах плотно стояли папки, а в папках было полно разных бумаг – тот самый столяр, что соорудил ей «гардеробную», заодно сколотил и специальные стеллажи для ее папок, удобные для работы, – но папки она точно не открывала.
Где может быть этот листок?!
Инна постояла посреди комнаты, потом закрыла глаза, чтобы лучше вспоминалось.
Так. Она сидела на полу и выписывала фамилии журналистов. Юра позвонил в дверь В колготках и блузке нет карманов, значит, в карман она сунуть его не могла. В кабинете листка тоже нет. Если Ястребов его не забрал, значит, он где-то в доме. Надо искать.
Значит, она сидела на полу, а Юра позвонил. Она побежала открывать и… и что? Листок был в левой руке – потому что ручка была в правой.
Значит, значит…
Она медленно вышла из кабинета, глядя все время налево. Если листок был в левой руке, она его сунула куда-то налево. Куда? В кресло? На обувную полку? На журнальный столик?
На столике ничего…
Сложенный в несколько раз листок бумаги с частыми рваными дырками там, где она слишком сильно нажимала на ручку, оказался засунутым за зеркало. Он даже завалился – довольно глубоко. Она бежала мимо и сунула листок куда попало, все правильно.
Газеты пропали, зато остались фамилии – «Грмва», к примеру, да еще Зинаида к тому же.
Значит, прав Осип, и его «ребята» тоже правы – все дело в Ястребове Александре Петровиче. Он затеял это.
Странно только, что он сам пришел за газетами, не прислал никого, кто мог бы с холодной точностью
