– Да на что мы… пока посмотрим?!
Он чувствовал себя дураком, и это было неприятное чувство.
Маша вышла на асфальт, огляделась и спросила:
– А лимузин чей?
– Откуда я знаю!? Но если исходить из дедуктивного метода, скорее всего, Мирославин или Головко.
– Или его жены, сына, или будущей невестки!
– Станут они чужой девчонке такую тачку покупать!
– Она же сказала, они ее любили сильно. Прямо мечтали, чтобы мальчик на ней женился, – рассеянно сказала Маша, – мечтали, как пионер мечтает о том, чтобы его приняли в комсомол, где он сможет достойно продолжать дело Ленина…
– Маша?
– Вон та развалюха, скорее всего, прислуги или охраны, и следующая из той же серии, Тимофей Ильич уехал, Мирослава вряд ли держит свои машины на гостевой стоянке, вон въезд в подземный гараж, видите?
Родионов посмотрел в ту сторону, куда она кивнула, – черт возьми, и правда, подземный гараж. Как это он не заметил?..
– Машка, ты Пуаро, – сказал он негромко, так, чтобы она с гарантией не услышала.
– Значит, остается Головко-старший, ныне покойный, – продолжала Маша. – Ну, Олеся сто процентов без машины, потому что это официальный прием и они пара, значит, ее должен был привезти жених. Что может быть у жениха? Вряд ли микроавтобус и вряд ли черный седан, я отсюда не вижу марку. Остается вон та спортивная машина, больше ничего не подходит.
Родионов опять посмотрел. За полированным боком лимузина и в самом деле пряталась маленькая желтая машинка, по виду совершенно безобидная и элегантная.
За спортивным авто стояла еще только одна машина, безликий, надраенный до блеска, явно взятый в прокате автомобиль. Родионов от него отвернулся, а Маша Вепренцева почему-то им заинтересовалась.
Остальные машины явно интересовали ее меньше.
Она подошла поближе, обошла его со всех сторон, даже проломилась сзади, вдоль решетки, хотя авто стояло довольно близко к ней, и Маша немедленно зацепилась брюками за торчащие ветки и некоторое время выпутывалась из них.
Родионов тоже подошел. Он немного злился, но решительно не хотел это показать.
Маша обошла машину и, вывернув шею и шевеля губами, прочитала какую-то бумажку, которая лежала на передней панели с пассажирской стороны. Фрачная черная пара висела на вешалке за водительским креслом, и запотевшая от жары бутылка воды грелась на передней панели.
– Ве-се-ловс-кий, – выговорила Маша по слогам, – Игорь Евгеньевич. Это его машина, то есть прокатная, конечно. Договор на его имя. Господи, что за удивительный язык, фамилию пишут через «и» с точкой!
Родионов раздраженно пожал плечами.
– Какая тебе разница, где чья машина?! Ну вот скажи мне!
– Ах, Дмитрий Андреевич, как вы не понимаете?!
– Я не понимаю.
– Но это же очевидно!
Родионов посмотрел на нее и догадался:
– Ты надо мной смеешься, да? Правильно я понял?
– Правильно, – покаялась Маша. – Но на самом деле это любопытно, Дмитрий Андреевич. Смотрите. Лимузин чистый, и машина Веселовского чистая, а микроавтобус пыльный.
Родионов посмотрел – и вправду пыльный.
– Ну и что? Просто его мыли неделю назад, а эти вчера или позавчера!
– Может быть, – сказала Маша задумчиво. – Все может быть. Но интересно не то, что эти грязные, а то, что те две чистые! Вот что интересно.
Родионову казалось унизительным выспрашивать, требовать разъяснений – он не капитан Гастингс, на самом-то деле, и вообще все это напоминает дешевый картонный киношный детектив, и уж он-то ни за что не станет втягиваться во все это! – но ему до ужаса хотелось знать, при чем тут машины, что Маша еще придумала?!
Какое отношение машины имеют ко всему происшедшему или происходящему в этом доме?!
Он постарался подумать «так и эдак», как всегда делал, когда писал свои книжки.
Итак, они знают, что…
Что они знают, собственно?
Что статью про развод Поклонных написал, скорее всего, Нестор – по крайней мере, это казалось логичным. Что Матвей Рессель почему-то изо всех сил старается сделать вид, что предстоящий развод – это наветы с клеветой, хотя Маша вчера слышала разговор Поклонных, и, по ее словам, они готовы были друг
