Ну совсем ничего!..
– Я сейчас же уезжаю, – визжала Лида. – Сию же минуту! Я не останусь здесь! Я должна… должна… посоветоваться со своим адвокатом!
– Какой тебе еще адвокат, дура?! Ты с еврейчиком своим советуйся! Ты думаешь, я не знаю, что ты с ним спишь?! Спишь с ним, а денег хочешь с меня срубить?! Ничего у тебя не выйдет, Лидочка! Ни гроша я тебе не дам, потому что это мои гонорары, которые я заработал потом и кровью!
– Не потом и кровью, а гримасами перед камерой!
– Нет, потом и кровью, а вот ты!.. Ты не актриса, а проститутка! Ни одного режиссера не пропустила, всем дала, все-ем! Говорили мне, что ты б…, все говорили, а я не верил, не верил!..
Тут Матвей Рессель обрел дар речи.
– Андрей, – сказал он тихо, – спокойней. Вы уверены, что у… некоторых из нас, так сказать, нет с собой диктофона и ваша пламенная речь не появится в завтрашних газетах?
Как по команде, Андрей и Лида, любящие супруги, нашли глазами Нестора, который со страху спрятался за кофейный сервиз. Очевидно, в четырех глазах обоих супругов было такое отчаянное обещание казни, что поднос заходил у него в руках, чашки тоненько зазвенели.
– Мам, – в полной тишине сказал Сильвестр, – по-моему, они сейчас его побьют!
Это своевременное заявление было встречено молчанием. Потом Рессель вскочил и встал перед парочкой, будто всерьез опасаясь, что Лида или Андрей могут кинуться на Нестора.
– Я хочу знать вот еще что, – продолжала Маша Вепренцева, и Весник толкнул увесистым локтем Родионова в бок и бровями подвигал, словно заставляя его разделить его изумление перед Машиными детективными способностями, – чем именно вас пугал вчера в кустах Стас Головко? А, Лида?
– Я?! – поразился бедный Стас. – Я пугал?! Та я ее знать не знаю!
– Лида! Чем?
Поклонная вынырнула из-за Матвея Ресселя и подлетела к Нестору. Машу она не слушала или делала вид, что не слушает:
– А тебя, гнида журналистская, я вообще отсюда не выпущу! – Она размахнулась и врезала Нестору по зубам крепким кулачком. Нестор пошатнулся, чашки поехали с подноса и посыпались на ковер. Он отступил на шаг, уронил сильно грохнувший поднос и утер с подбородка тоненькую красную струйку.
Мирослава Цуганг-Степченко процедила сквозь зубы:
– Ах ты, шалава! – и двинулась на Лиду, уперев руки в боки, и почему-то сразу всем стало ясно, что победителем из схватки выйдет именно она. Она защитит племянника, честь семьи и свои интересы – или что там она должна защищать?!
– Матвей! – пискнула Лида, моментально осознав серьезность опасности. – Матвей, она… она ко мне пристает!..
– Так тебе и надо, сука! – сказал ее муж и откинулся на спинку кресла, приготовившись наблюдать бой. – Пусть она тебе покажет! Покажите ей, Мирослава Макаровна!
– Никто никому ничего не будет показывать! – громко сказала Маша. – Лида, хватит истерик! Или вы на самом деле ненормальная?!
– Конечно, ненормальная, – хладнокровно сказала Мирослава. – Нестор, подними чашки, не ровен час, еще наступит кто-нибудь из… этих. Из гостей, я имею в виду!
– А ты вообще обманщица! – крикнула Лида и всхлипнула. – Ты меня надула! Ты… нечестная! Водкой торгуешь, а я думала, что ты стихи пишешь!
Маша Вепренцева, наблюдавшая эту сцену, никак не могла понять, где игра, а где реальность, и есть ли между ними грань. То ли Лида Поклонная на самом деле убогая дурочка, то ли она гениальная актриса, игравшая агрессивную и недалекую стерву – в своих целях игравшая! – то ли так уж ее перепахали события последних дней, что она совершенно потеряла разум!
– Да тебе-то что? – равнодушно поинтересовалась Мирослава. – Водкой я торгую или стихи пишу? Я ничего противозаконного не делаю, у меня легальный бизнес. А из-за тебя и таких, как ты, я всю жизнь как в подполье живу! Потому что вы, чистоплюи столичные, в мою сторону бы даже не посмотрели, если бы знали, чем я занимаюсь! А мне связи нужны. Знакомства хорошие. Люди деловые.
– Та какие они деловые! – с презрением сказал Нестор, ползавший по полу и составлявший чашки обратно на поднос. – Так, обмылки какие-то! Зря вы так расстраиваетеся, тетя! На что они вам сдалися?
– А стихи-то кто пишет? – спросил Весник, сделал над собой усилие и не захохотал. – Ведь они есть, стихи-то! Я даже сборничек видел, своими глазами. Литературные рабы, так сказать?
Мирослава Цуганг-Степченко вздохнула:
– Шо вы ерунду городите, ей-богу! Он и пишет, – кивок в сторону кресла, в котором дремал «чоловик». – Казимеж. Он ще в университете талант большой показывал, так я ему и того… создала… все условия. Деньги есть, забот нет, вот и пишет та пишет!
– Все наоборот, значит, – заключил Весник. – Стихи – он, а водкой – она.
– Ну и шо?! Шо такого?! А кому не нравится, может отсюда выметаться, не бойтесь, не пожалеем!
– Лида, – настойчиво повторила Маша, – что вам говорил Стас в кустах? Что-то про сроки и про то, что он больше ждать не может!
– Это не Стас говорил, а я, – обреченно сказал Рессель. – Это я разговаривал с Лидочкой. С чего вы взяли-то, что там был Стас?! Мы разговаривали о ее разводе. Видите ли, Андрей и слышать про развод не хочет, а я больше не мог ждать, потому что я… люблю ее!
– Ты?! – переспросил Андрей и покатился со смеху. – Любишь?! Да ты деньги на ней будешь делать! Чем
