мужа. – Мы и без доказательств разберемся уж как-нибудь.
И они «разобрались».
– Маша, где роман?!
Никакого ответа.
– Маша, где роман, я тебя спрашиваю?!
Молчание, и больше ничего.
– Маша!
– А? Вы меня зовете, Дмитрий Андреевич?
Она появилась на пороге – волосы причесаны идеально, в руках ежедневник и ручка. Для идеального образа идеальной секретарши не хватает только очков. И как она успевает подхватить все свои причиндалы, чтобы выглядеть идеальной секретаршей всегда и во всем и при любых обстоятельствах!? Или она специально кладет их под дверь и хватает, как только он ее позовет?!
– Маш, где файлы последнего романа?
Она пожала плечами.
– Там же, где и были, Дмитрий Андреевич. У вас в компьютере.
– А почему они в компьютере, когда я тебя просил еще утром отправить их в издательство?!
– Я отправила, Дмитрий Андреевич, сразу же, как только вы мне об этом сказали.
– А почему Марков мне звонит и говорит, что они ничего не получили?!
Маша Вепренцева пожала плечами.
– У нас так бывает. Почта не всегда работает четко.
– Почтальонам мало платят?
– Электронная почта, – объяснила она совершенно серьезно. – В ней не предусмотрены никакие почтальоны, Дмитрий Андреевич. Но мы ведь собирались сегодня поехать в издательство, так что захватим рукопись с собой.
– Вот и скажи это Маркову.
– Хорошо. – Она кивнула – образец сдержанности и деловитости. – Это все, Дмитрий Андреевич?
Он крутанулся в кресле и еще покачался из стороны в сторону. Ему не хотелось, чтобы она уходила, и он никак не мог придумать, как бы ее задержать.
– Дурацкий роман, – буркнул он сердито. – Как все началось по-дурацки, так и закончилось. По-моему, ерунда какая-то получилась.
Она помедлила на пороге, потом прошла и села в кресло, рядом с его письменным столом.
– А по-моему, ничего.
– Да ладно! Я в такую… ерунду никогда в жизни не попадал.
– Все уже закончилось, – философски заметила Маша Вепренцева. – Все нормально.
– И в Киев я больше никогда не поеду, – продолжал Родионов сердито, – ужасное место.
– Прекрасный город, – возразила Маша. – Жаль только, мы его и не видели совсем. Нам надо туда просто так поехать, без работы. Он вам понравится, Дмитрий Андреевич, обещаю вам.
– Да не надо мне ничего обещать, – вдруг вспылил Родионов. – Обещает она мне!
Они помолчали, вспоминая каждый свое.
Очень много всего случилось в прекрасном городе Киеве. Так много, что и не осознать сразу.
– Звонила Катерина Дмитриевна, – проинформировала Маша. – Надежда Головко в больнице, а ее сын в психушке. Против Веселовского все улики косвенные, кто-то видел его машину недалеко от дачи «поэтессы» задолго до того, как он появился на приеме. Выяснилось, что Головко предупредил охрану на даче, что приедет телеведущий, да и охранники на воротах показали, что он приехал намного раньше, чем появился на приеме. А нож не нашли… Мне почему-то в этой истории больше всех жаль Надежду.
Родионов пожал плечами:
– Каждый получает по заслугам.
– Да бросьте вы, Дмитрий Андреевич, она ни в чем не виновата!
– Да ладно! Она что, всю жизнь не видела, что с ее ребенком не все… в порядке?
– Что значит… не в порядке?! Он же не инвалид и не больной! Он просто… нетрадиционной ориентации!
– Вот именно. И к чему это привело, а?
– Дмитрий Андреевич, – строго сказала Маша. – Вы судите чужую жизнь, не имея о ней никакого понятия. Вы же ничего не знаете!
– А ты знаешь?
– Мне Катерина рассказала, что эта Надежда несчастнейший человек! Муж ее знать не хотел, все с какими-то девицами путался, это потом, перед выборами, его приперло, и он о жене вспомнил, а до этого сослал ее в деревню какую-то, как в монастырь, без денег, без всего! А ей только со всех сторон