салфеткой крепкие губы. – Программа сегодняшняя вся псу под хвост, Иванова там в припадке истерическом бьется, а мы тут сидим. Долго еще просидим-то, а, Марья Петровна?!
– Да утром всем объявили, что пока по второму разу показания не снимут, не выпустят никого! – сказала Маша. – Ты же знаешь!
– Да я-то знаю, но программу-то Марков утверждал, он мне за нее голову снимет, блин! Слушай, великий, может, ты поговоришь с кем там надо, книжечку подпишешь и того!.. Поедем в Киев. Тако гарно мисто тот Кыив!
Маша ничего не поняла.
Зачем он говорит все это? Знает же, что никого не выпустят, сказали – и не выпустят, потому что преступление громкое – уж такое громкое, что громче некуда! – да еще в присутствии «москалей», в подозрительном, надо сказать, присутствии. А ну как они его… того… этого? А?..
Вряд ли, конечно, но ведь по-разному бывает. И олигарх тут подозрительный до крайности, и охрана его. Мало ли, может, завел он «шановна чоловика» в комнатенку да и прирезал! Чтоб не мешал, а то, может, Тимофей Ильич ему раздумал деньги давать, а тот настаивал, раз обещал – давай!
Остановить олигарха, конечно, никто не смог бы, разве только президент России прилетел бы и велел остаться, но президент не прилетел и не велел.
Остальные остались и будут здесь ровно столько, сколько понадобится украинской ФСБ или как она там называлась «на мове», и это ясно как божий день, и Веснику должно быть ясно! Тем более ему! Про него в издательстве говорили, что он пришел на свою мирную работу прямо из какого-то секретного военного ведомства и будто бы находится он в чине полковника.
– Не хочу я здесь сидеть, – тихо, но отчетливо выговорил предполагаемый бывший сотрудник секретного ведомства и поднялся. – Тимофей Ильич больше не приедет, и мне здесь нечего делать. Надо как-то выбираться.
После чего он встал и, перешагнув низкий порожек французского окна, вышел на лужайку. Милиционер – или как они там называются на мове – проводил его подозрительным взглядом.
– Славочка, – простонала Лида, – проводите меня. Мне надо прийти в себя, и я не хочу, не хочу встречаться с Андреем! Он не простит, не простит…
– Я провожу, – вызвался Рессель, и они ушли втроем – Мирослава и звезда с продюсером.
Веселовский моментально отшвырнул свои газеты, откинулся на спинку кресла и вкусно, до хруста потянулся.
– Ух, как я их ненавижу! – выговорил он и передернул плечами. От ненависти, должно быть. – Ух, как ненавижу!
– Кого, Игорь?
– Истеричных старых теток и ихних антрепренеров! – Он так и сказал «ихних». – Надоели.
Родионов пожал плечами. Вид у него был недовольный, и Маша по привычке переживала из-за его недовольного вида. Все ей казалось, что это она виновата в том, что великий сердится.
Великий вдруг подошел и потрогал царапину у нее на шее. Маша отшатнулась, как пионерка, которую случайно взял за руку председатель комсомольской организации.
– Помазать надо, – морщась, сказал писатель, – хоть йодом. Может, у этой Лиды под ногтями трупный яд!
– Это легко, – пробормотал Веселовский, – они все падалью питаются. Вот черт. Ехал, думал – оторвусь, а тут… Убийство и развод, и вообще хрен знает что!..
– А… почему вы приехали? – осторожно спросила Маша. – Вы же… не собирались, правильно?
– Куда не собирался? – спросил Веселовский не слишком приветливо.
– Ну, в Киев. Мы накануне в издательстве встречались, и вы ничего нам про Киев не сказали!
Они тогда сидели у Весника, курили и пили зеленый чай. Веселовский шуршал газетой прямо как сейчас и строил ей глазки. Это было забавно и приятно – ей давным-давно никто не строил глазок!..
И… и…
Было что-то еще. Точно. То ли фраза, то ли взгляд, которые тогда ее насторожили, а она не придала этому значения. Что-то такое, чего не должно было быть!..
Да. Точно.
Ей некогда было вспоминать, и она решила, что потом непременно вспомнит, а сейчас Маше казалось очень важным выяснить, почему Веселовский все-таки приехал на дачу.
– Не знаю, почему я не сказал, – буркнул Веселовский, – хотя и так все знают, что у нас концерты в Киеве записываются. Отборочные туры на Евровидение в эфире каждую неделю!.. Да у меня и не спрашивал никто! А я сумку с концертными костюмами в Москве оставил, представляете?! Эти провинциалы хреновы мне черный костюм приволокли, а я их в принципе не ношу! В прин-ци-пе! Что я им?! Люди в черном, что ли?!
– Игорь, а кто вас пригласил на дачу?
Вопрос был слишком в лоб, и Маша сама поняла это, как только договорила. Веселовский вздернул брови и посмотрел на нее с сожалением, как умный на дурочку.
– А что такое? Это допрос?
– Да ладно вам, – вдруг добродушно сказал Родионов. – Моя помощница играет в детектив, разве вы не видите? Всю жизнь около детективов, ну и хочется ей… поиграть. Не обращайте внимания.
«Он прикрывает меня, – поняла Маша. – Он говорит это специально, чтобы отвлечь и задобрить Веселовского. Я знаю все его интонации, и – уверена! – он тоже хочет услышать ответ».
