тебе, что я никого не убивала и знать ничего не знаю и ведать ничего не ведаю! А если Машка-то верно говорит, тебе самому разбираться надо! Кто тебе звонил, кто угрожал? Если бы этого хохла не зарезали, так и наплевать, кто звонил и угрожал, а так-то и не наплевать вовсе! А ну как тебя следующего зарежут? Взаправду зарежут, а не так, как ты придумываешь! И не сотрешь тогда ничего, потому что взаправду зарежут-то! Ты подумай, подумай хорошенько, ты писатель все ж таки!»
Воздвиженский сжал в кулак распластанные над клавиатурой пальцы.
Строчки на экране уже не казались ни притягательными, ни волшебными, текст как текст. И подозреваемая спряталась за строчками, перестала шмыгать носом и ехидно помаргивать подслеповатыми глазками.
Родионов остался один.
Ему не хотелось ни о чем думать и еще больше не хотелось влезать в какое бы то ни было расследование. Что еще за расследование такое!
Самое время сейчас вернуться в Киев, в гостиницу «Премьер-Палас» на бульваре Шевченко, где так буржуазно и солидно сияют лампочки, журчит фонтанчик и любезный до сладкого обморока портье всегда готов к услугам. Выпить кофе в лобби-баре, покурить в прохладе и мраморно-деревянном просторе, проводить глазами двух барышень, блондинку и брюнетку, с волосами до упругих ягодиц, обтянутых розовыми брючками, с силиконовыми укреплениями спереди и фарфоровыми улыбками на одинаковых лицах, а потом пойти в свой номер люкс, вывесить табличку «Don’t disturb» и – работать.
Нет в жизни ничего интереснее работы. Нет и не может быть.
Текст на мониторе мигнул и погас – электронное родионовское чудо будто зевнуло и приготовилось спать. Родионов покосился на монитор, встал и прошелся по комнате.
Какая уж тут работа!..
Как могут быть связаны звонок с угрозами, который он получил в Москве, и убийство украинского политического деятеля? На первый взгляд никак, он даже не был знаком с Головко, и вообще Родионов политикой не очень интересовался.
Зачем в Киев полетел Илья Весник, хотя никогда с авторами в командировки не летал? Он говорил, что хочет познакомиться с Кольцовым, но предлог был странный, надуманный. Понятно ведь, что Весник и Кольцов величины несравнимые, Весник хоть и менеджер экстра-класса, но Тимофей Ильич такими менеджерами завтракает и знакомиться с ним он стал бы, только если б Весник был вице-премьером, а он вице-премьером не был!
Откуда на даче взялся Веселовский, который в Москве ни словом не обмолвился о том, что собирается в Киев? Или он внезапно собрался? И кто его на самом деле пригласил, если Маша точно помнит, что в первый раз он говорил, что Поклонный, а во второй раз кто?.. Мирослава?..
Забыл? Или наврал?
И какое все это имеет отношение к нему, Родионову, черт побери все на свете?!
Он постоял перед окном и покрутил искусственный цветок, выдернутый из вазы. И кому это, скажите на милость, в голову пришло в разгар весны в теплой, травной и солнечной Украине ставить в вазы искусственные цветы?!
Внизу на лужайке кто-то стоял, сверху было не разобрать, кто именно, кажется, Веселовский.
– Уродство какое-то, – вдруг громко сказал знаменитый ведущий, – хорошо, что ты мне сказал! Нашел кому показывать! И главное – зачем!? Хорошо, что я… уже избавился от этого!
Второй ответил что-то вовсе неразборчивое, и Веселовский скрылся в кустах, отделяющих бассейн от лужайки. Сонную тишину нарушал теперь только стрекот газонокосилки – здесь ведь наверняка и садовник есть, как не быть?
Родионов вышел в коридор и посмотрел налево, а потом направо. Никого не было в коридоре, и никаких голосов не доносилось.
А жаль. Жаль.
Сейчас в соответствии с детективным жанром как раз неплохо бы подслушать какое-нибудь объяснение, решительно все расставляющее по местам, полноценное, чтобы уж ни в чем не оставалось никаких сомнений и чтобы имя преступника было названо, а то что за объяснение без имени!..
Интересно, комната, где… убили Головко, опечатана или нет?
Родионов еще постоял, покачиваясь с пятки на носок, еще посмотрел налево и направо и двинулся в противоположную от лестницы сторону.
Скрипнула половица, и Родионов замер.
В этой комнате вчера мылся кто-то, кого Маша, на свое счастье или на беду, так и не смогла разглядеть, а в раковине лежал окровавленный нож. Какой-то… совсем неправильный убийца. Нетрадиционной ориентации, сказал себе великий писатель-детективщик. Выходит, он зарезал Головко и пошел себе спокойненько мыться под душем?! Он мылся, а Головко лежал через одну комнату от него, остывающий, мертвый, и в любую минуту кто угодно мог зайти и обнаружить… тело? И, следовательно, убийцу тоже?! А нож? Где он взял нож и зачем мыл его в раковине?! Почему не бросил возле тела, ведь нынче все, кто хоть один раз в жизни смотрел по телевизору хоть один сериал, отлично знают, что орудие убийства с собой уносить глупо и как-то вовсе бессмысленно, его нужно бросать на месте преступления, разумеется, без всяких следов отпечатков?!
Он мылся, а Машка была в двух шагах от него, идиотка!..
Тут вдруг равнодушный и холодный Дмитрий Андреевич Родионов весь залился холодным потом, так что шее под воротником рубашки моментально стало мокро.
Что было бы, если бы он… увидел? Если бы убийца увидел ее в зеркале?! Увидел и понял, что она тоже… видела и поняла?!
И что, если он… ее видел?
– Господи, – вслух сказал Родионов. – Господи.
