Саквояж со светлым будущим

Нестор, конечно, сказал «самостийные» – киевские издательства. Народ дичает. От обилия кровавых детективов и слезливых дамских романов у него портится вкус. От обилия чужого языка у народа портится речь и национальное самосознание.

– Позвольте, – робко перебила Маша разошедшегося Нестора, – но вот, к примеру, в стране Швейцарии национальных языков два или три. Немецкий и французский точно и еще, кажется, итальянский.

Это не в счет, сказал Нестор. Что вы привязались к этой самой Швейцарии! У них свое, а у нас свое! И если сейчас не остановить экспансию, украинский язык будет забыт, уничтожен!

– И что делать?

А очень просто. Проще пареной репы. Нужно перестать привозить сюда русские книги. Тогда, хочешь не хочешь, украинские авторы станут писать свои, и все будет просто прекрасно. Чудесно просто станет все.

– Но позвольте, – повторила Маша, – даже Гоголь Николай Васильевич писал по-русски! То есть у него масса чудесных певучих малороссийских слов, но писал-то он по-русски! Может, дело не в том, что надо авторов запретить, а в том, что своих следует вырастить? Научить? Разрекламировать? Придумать книгам какие-нибудь нестандартные обложки, красивое оформление? Заставить людей вспомнить язык, который они за годы советской власти изрядно подзабыли? Ведь весь Киев говорит по-русски!

– В том-то и беда, – печально сказал Нестор, – в том-то и беда, что никто вспоминать не хочет, а хочет ваши детективы читать и мозгами совсем не шевелить! А если ими не шевелить, их и не останется вовсе, мозгов-то! На национальной литературе только и следует воспитывать патриотизм!..

«Ого, – подумала Маша. – Этот мальчик патриотизм воспитывать собирается!»

– А Мирослава Макаровна всем помогает. Деньги дает, помещение снимает, где поэты молодые собираются. Сборник издала, называется «Видрождення», «Возрождение» по-вашему. Она… светоч, если хотите. Светоч национальной культуры.

Может быть, потому, что Маша не читала ее стихов, и еще почему-то, но ей в то, что Мирослава светоч, как-то не очень верилось.

Видимо, скепсис был написан у Маши на лице, потому что Нестор вдруг засуетился, составил на поднос недопитые чашки, свою и ее, и стал отступать к двери:

– Я прэпрошую, но жаль, нэ можу дальше говорыть, бо мне надо найти Мирославу Макаровну…

Маша проводила его глазами.

Итак, Мирослава занимается благотворительностью и вообще очень милая и добрая. Всем помогает. Особенно тем, кто опасается русскоязычной экспансии и утраты национальной самобытности в литературе. Дает им деньги и вообще…

Странно, странно. Очень странно.

Оставшись одна, Маша Вепренцева некоторое время думала, потом встала из-за стола и прошлась по просторной и пустой комнате. Солнечный зайчик, переместившись на потолке, дрожал уже с другой стороны, и горячий и острый луч, отыскавший в серванте хрустальный фужер, вовсю играл с ним – отражался от граней, подпрыгивал, кидался в глаза горячими каплями, плясал по мебели и по натертому паркету. Маша зажмурилась, когда луч прыгнул ей на нос. Стало щекотно и горячо, и, как вчера, захотелось надеть майку, рваные джинсы и шлепанцы на плоской подошве и сначала бродить под соснами, а потом валяться на прибрежном песке, подставив лицо ветру, пахнущему водой и цветами.

Так они с Родионовым и не сходили на Днепр. А Мирослава все стрекотала, что он где-то рядом. Вот Катерина Кольцова наверняка сходила на Днепр, а если и не сходила, так это ничего, в следующий раз сходит! Как, наверное, хорошо быть свободной – во всем! Как, наверное, легко дышать, когда ты победительница – во всех отношениях! Как, наверное, легко любить себя, когда за спиной у тебя Тимофей Кольцов и вы с ним очень схожи в одном – он тоже любит тебя, именно тебя, и ты прикрыта этой любовью, как щитом рыцарей-тамплиеров!

Откуда в голове у нее взялись эти самые тамплиеры, она не знала, и какие такие у них щиты, она тоже не имела никакого понятия, но слово было красивое и почему-то шло Тимофею Кольцову.

Рыцарь-тамплиер.

Вот странно, почему Нестор, подчеркнуто мешавший русские и украинские слова, оставшись с ней наедине, вдруг заговорил по-русски, словно забыл, что должен говорить по-украински?..

И его речь про возрождение национальной культуры тоже показалась ей как будто знакомой, но откуда?.. Откуда?..

Маша Вепренцева задумчиво постояла возле французского окна, потом обошла стол и взглянула на кипу газет, которые листал Веселовский.

Газета. Газета?!

Статья про развод Поклонных была в газете, и Маша просмотрела ее дважды, прежде чем сообразила, из-за чего Лида впала в такое бешенство. Газеты, которые смотрел шоумен, валялись там, где он их оставил, а той самой газеты, которую читала Маша, нигде не было.

Она просмотрела их еще раз и даже заглянула под стол. Нет газеты.

Что за ерунда?

– Вы что-то ищете?

Маша неожиданно вздрогнула, больно ударившись боком о край стола.

– Вы меня напугали. – Она перевела дыхание и улыбнулась.

– Почему?

– Потому что подкрались так, что я вас не слышала.