– Неприятно, но не до истерики же, Дмитрий Андреевич! Вот про вас написали в начале весны, что вы сделали операцию по перемене пола и что вы на самом деле женщина из Новосибирска! Помните?
– Как не помнить, – пробормотал Родионов.
– Там даже фотографии были, – продолжала Маша вкрадчиво и осторожно. Осторожность следовало соблюдать, потому что и так он был зол, того и гляди, начнет орать и топать ногами, такое с ним бывало. – И легенда гласила, что вы из женской баскетбольной сборной Новосибирского университета, поэтому и рост у вас такой… не женский, рост-то ведь нельзя операцией прибавить!
Родионов отчетливо зафыркал.
– Ну вот. У вас же не было истерики. И мы на газету даже в суд не подавали! – сказала Маша.
– Да какой смысл на нее подавать, если!..
– Вот именно, Дмитрий Андреевич. Оскорбительного ничего, а так… чушь и ерунда, и больше ничего, и Марков тогда, помните, на совещании сказал, что связываться мы не будем. Припугнуть припугнем, судом, в смысле, а связываться не станем.
– Помню, помню, ну и что?!
– А то, что Лида Поклонная не вчера родилась и замуж вышла не за принца Альберта, для которого репутация – все, весь смысл жизни! У нее муж актер, и она сама тоже какая-никакая актриса! И из-за чего весь сыр-бор? Она же почти в истерике была!
– И что ты у нее спросишь?..
Маша подумала секунду.
– Я еще не знаю. Но вчера она в кустах разговаривала со Стасом Головко о каком-то сроке. А потом весь вечер делала вид, что его не знает. Даже не взглянула на него ни разу. Почему?
– Почему?
– Я не знаю. Я хочу понять.
Родионов раздраженно пожал плечами, открыл было рот, чтобы что-то возразить, но в это самое время высокие двустворчатые двери распахнулись и появился Нестор. В руках у него был серебряный поднос с кофейными чашками.
– Кава! – провозгласил Нестор торжествующе. – Кава з вершками!
Маша и Родионов смотрели на него во все глаза.
– Никого немае? – удивился Нестор, бочком просеменил к столу и пристроил на него поднос. – Так просили же каву!
Великий писатель-детективщик замычал и большими шагами вышел прямиком в окно, где на лужайке скучал милиционер – или как там они называются на мове?..
Маша отпила кофе, который оказался таким же холодным и слабым, как и предыдущий, – из вежливости. Нестор сладко ей улыбнулся и взял себе чашку.
– Замучился, – пожаловался он и сложил губы трубочкой, приготовившись пить. – Эта что ж такое творится, когда вчора все было так чудэсненько, а сэгодни така бэда приключилась. И Мирослава Макаровна расстроены…
Маша глянула на него и спросила осторожно:
– А на этой даче часто бывают приемы?
– Та хто их знае! – печально сказал Нестор. – Я тут недавно роблю, бо до того в другым мисте…
– Так вы недавно здесь работаете? – удивилась Маша. – А мне казалось, что вы тут всю жизнь! И Мирослава Макаровна так вам доверяет!
– За шо я ей дякую!
– Простите?
– Спасибо ей большое, – прочувствованно сказал Нестор и еще раз отхлебнул. Маша внимательно за ним наблюдала. – Она чудисна женщина.
– Разве? А мне показалось, что…
– Та не, это она так, оттого шо ответственность на ей большая, прием этот, то да се!.. А вообще она гарная, добрая такая.
– Добрая? – поразилась Маша. – По-моему, она очень резкая и не слишком…
– Та не, не! И гостей она любит, и стихи сочиняет! Вы ее стихи читали? И помогает всем. У нас целая община за ее счет живет.
– Какая община? – не поняла Маша.
– Та такая. Литературная. У нас тут трудно пробиться, а она всем помогает.
– Что значит – трудно пробиться?
– Да то и значит, – Нестор повел в воздухе чашкой, которую держал, изящно оттопырив мизинец, – это у вас там просто, а у нас с этим проблемы. Вы все захватили.
Маша ничего не поняла, и Нестор объяснил.
Оказалось, что российские издательства заполонили все, что только могли заполонить. Как сорняки заполняют райский сад, так русскоязычные авторы перекрыли кислород всем авторам, пишущим «на мове», и богатые московские и питерские издательства своей рекламой совершенно забили самобытные – впрочем,
