разговаривать ни с кем не имею права?! Что ты на меня напала?! Я приехал сюда из-за тебя, идиотки, потому что ты решила, что мы играем в детективов, и я еще должен неизвестно в чем оправдываться!
– Да не надо ни в чем оправдываться! – тоже заорала она. – Ты мне вообще никто и сиди себе со Светой, если хочешь!
Говорить этого не следовало.
– Тогда я сейчас уеду, – сказал он, – и не смей со мной так разговаривать!
– Уезжай, – ответила она, – видеть тебя не хочу.
Они ссорились, как добропорядочные супруги, пятнадцать лет прожившие в счастливом браке.
Осознав это, Кирилл Костромин схватил ее под мышки, поднял и прижал к себе. Она брыкалась и выворачивалась.
– Ты ревнивая, – заявил он с удовольствием, неожиданно приходя в сознание, – ты очень ревнивая. Это потому, что глаза зеленые.
– Никакая я не ревнивая, – пробормотала она, старательно отворачиваясь. И обняла его за шею.
– В моей жизни было триста тридцать пять разнообразных Свет, – сказал он, – может быть, даже триста тридцать шесть. И не было ни одной Насти Сотниковой. На самом деле я думал, что и не будет. Поэтому ревновать меня – глупо.
– Вовсе не глупо, – возразила она и потерлась о него. – Ты так хорошо пахнешь. Только если я еще раз увижу, как она лезет к тебе своим бюстом, я выцарапаю ей глаза.
– Договорились, – согласился Кирилл и прижал ее к себе покрепче. Ему было приятно, что она так его ревнует, хотя это, наверное, тоже глупо. – Знаешь, – сказал он после того, как они поцеловались, – это очень непедагогично, но я хотел тебе сказать, что…
– Что?
– Настя!! – закричали из дома. – Настя, куда вы пропали? Сереж, ты не видел Настю?!
– …что для меня это важно, – буркнул он.
От Питера до Москвы семьсот километров. Он всегда был уверен, что это очень немного.
Или много?
– Настя!
– Мы здесь! – закричала она ему в ухо, и он чуть не уронил ее. – Мне все время хочется повиснуть на тебе и висеть, – сказала она быстро, – или потрогать тебя, или чтобы ты меня поцеловал. Или хотя бы просто посмотреть. Как поживают сердца и розы?
Сердце провалилось в живот или еще куда-то глубже, и там, куда оно провалилось, сразу стало горячо и больно.
– Нет никаких сердец и роз, – сказал он, – хватит.
– Настя!!!
– Пошли, – вдруг велела она совершенно обычным голосом, – а то хуже будет.
И вылезла из сирени.
Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он закурил, десять секунд помусолил сигарету и выбросил. Посмотрел вокруг. Солнце светило, и над головой было небо, как справедливо заметил он знатоку восточных языков. Кроме того, под ногами еще была трава.
Почему он должен мучиться, а она вылезла из сирени как ни в чем не бывало? Вот вопрос.
Кирилл засмеялся, потянулся и посмотрел на соседний дом, едва видный за старыми деревьями. И все вспомнил.
Он должен быстро сделать то, что собирался. Из-за Насти все вылетело у него из головы.
Проломившись, как кабан, он вылез с другой стороны сиреневых зарослей и вошел в дом, поднявшись по садовому крылечку. Вся семья шумела на террасе, и на кухне кто-то возился, очевидно, Муся.
Кирилл быстро прошел по сумрачному коридору и, оглянувшись, открыл дверь в Сонину комнату. Осторожно прикрыл ее за собой и прислушался.
Ничего. Как он и предполагал, вещей у Сони оказалось так мало, что просмотреть их ничего не стоило. Ни косметики, ни маникюрного набора, ни зеркальца. Два нелепых платья из ткани, раскрашенной немыслимыми узорами. Такие продавали в универмагах в середине семидесятых годов. Не иначе любящая мамочка подарила свои. Водолазочка на случай холодов тошнотворного кисельного цвета. Пижама или спортивный костюм с вытянутой мышиной мордой на животе – то, что он искал.
Мышиную морду он оставил на месте, а штаны со вздутыми пузырями коленей поднес к свету.
Штаны были в собачьей шерсти. Не зря она так старательно отряхивала их за завтраком.
Значит, собака все-таки есть.
Где-то поблизости есть собака, которую никто не видел.
Кирилл аккуратно вернул вещи на место, выбрался в коридор и нос к носу столкнулся с Настей, которая несла поднос и, увидев его, чуть не упала.
Он перехватил поднос и быстро зажал ей рот рукой.
– Ты что? – спросила она с возмущением, оторвав его руку. – Ты теперь решил обокрасть Соню?
Он приложил палец к губам.