— Я бы взял, радость моя, если бы это было возможно. Но нельзя, понимаешь, нельзя. Я вернусь при первой возможности.
— Ведь я могла бы остановиться где-нибудь поблизости, в деревенской гостинице.
— Не годится это, голубка…
— Но, Ник…
— Послушай, не осложняй для меня этого… мне и так тяжело. Я должен ехать. Тут уж ничего не поделаешь. И я не могу взять тебя с собой. Видит небо, хотел бы, но не могу…
— Я думала, мы из тех людей, которые всегда поступают согласно своим желаниям. Ты сам говорил…
— У меня осталось десять минут на то, чтобы уложиться и пообедать. Видишь сама, голубка, — то, о чем ты просишь, невозможно. Я еду на похороны. На меня падает известная ответственность.
— Понимаю, милый, — мягко согласилась Тото.
Тото даже нельзя было проводить его на вокзал.
Они попрощались в маленьком холле. Тото из окна смотрела, как отъезжало такси Ника, как он затерялся в гуще экипажей, сновавших у подъезда Хайд-Парк-Отеля, Она вспомнила, что так же провожала его глазами в Вене, когда он уходил от нее в первый раз.
Теперь все было по-иному; теперь от нее словно отрывали часть ее самой. Как-то он сказал, крепко прижимая ее к себе и заглядывая ей в лицо: 'Мы с тобой совсем одно, — я уже не знаю, где кончаюсь я и где начинаешься ты!'
Глаза ее налились слезами при этом воспоминании; по контрасту еще тяжелее показалось ее теперешнее одиночество. Сейчас у Ника те же мысли, он спешит от нее — все дальше и дальше.
О, если бы он взял ее с собой! Спрятал бы где-нибудь, все равно где, и приходил бы к ней только по вечерам.
Тото было неясно, что впредь Нику необходимо считаться с целым рядом формальностей и условностей; не разбиралась она и в тех причинах, которые мешали ему взять ее с собой. Она не сознавала, как ложно ее положение, поскольку у нее не было поводов задумываться над этим. Она смеялась, свернувшись клубочком в объятиях Ника, и называла себя 'порочной женщиной', как называла себя 'дрянцом', когда опаздывала к обеду или забывала достать для Ника что-нибудь, о чем он просил.
А между тем она не была ни глупа, ни невежественна. Она прекрасно знала, при всей неопытности, что бывают известные отношения, при которых люди, находящиеся в этих отношениях, как бы подвергаются социальному остракизму.
Но она не применяла это к себе. Она никогда не искала для себя никаких оправданий. Она любила — и этого было достаточно, как для всякой женщины, счастливой в любви; только те, что несчастны, обвиняют и оправдываются.
Да и какое значение мог иметь брак, который уже столько лет не существовал? Тото часто совершенно забывала об этом обстоятельстве.
Ее любовь к Нику, его любовь к ней заслонили для нее все остальное, и, как все мы, когда счастливы в любви, она не задавалась никакими вопросами.
Лишь немногие находят в себе силу отказаться от счастья, к которому стремились, по которому болели.
Тото не принадлежала к числу этих избранников. Она смотрела на Ника сияющими, полными страсти глазами и встречала такой же ответный взгляд.
Критическое отношение ее матери, вылившееся в такую грубую и бессердечную форму, и рассердило, и обидело ее. Но не коснулось ее любви.
Тото любила, как любит женщина, особенно счастливая в этом отношении, любит однажды в жизни, в ранней молодости, когда даешь щедро и великодушно, не раздумывая и не считая.
Тото ни за что не обидела бы другого, не причинила бы боль, но тут у нее был готовый ответ: 'Любя Ника, я никому не делаю зла, менее всего какой-то мистической жене, которая никогда не любила его'.
Его желания, его нужды, его переживания — вот что заполнило сейчас всю ее жизнь. Дальше, где-то в первозданном хаосе, пребывали другие люди, в том числе Верона; там была работа, которая могла отрывать Ника от нее, оттуда могла прийти угроза для их совместной жизни.
И вот теперь, когда она высунулась из окна, провожая Ника глазами, эти неприятные, 'потусторонние' вещи надвинулись на нее, и защемило сердце: придется снова повидать Верону; надо будет как-нибудь заполнять свои дни.
Она растерянно думала: 'Иннишаннон — красивое имя, но Нику придется отказаться от его собственного'.
Она поискала Иннишаннон по карте и нашла с трудом. О, как на карте все кажется близко! Если бы так близко было на самом деле!
Ложиться очень не хотелось, и по всей комнате были разбросаны вещи Ника — мучительное напоминание.
Тото пустилась на уловку, на которую все мы при случае пускаемся: закрыла глаза, старалась себе представить, что ничего не случилось, что время пошло назад, что тот, кто нужен, тут близко. Свисток локомотива покрыл шум уличного движения, — Ник далеко, за много миль.
Она забыла сказать ему, что и она получила наследство. Вот завтрашний день и уйдет на всякие формальности.
Глава XXII
Ник увидел Иннишаннон впервые в мягком освещении раннего утра. Он опоздал на поезд при пересадке и последние тридцать миль сделал в расхлябанном стареньком 'форде', который трясся по скверным дорогам, задыхаясь и гремя.
Дарси дремал, а О'Бриен болтал с мягким южным акцентом о всевозможных вещах.
Про себя он думал: 'Что выйдет из всего этого?' Он знал о существовании боковых ветвей, а поверенный новой леди Иннишаннон приходился ему родственником.
'Мне досконально известны все 'за' и 'против' этого случая', — уверял он себя.
К его любопытству примешивалось и романтическое сочувствие, которое заговорило в нем, когда он был у Ника: он заметил на одном из кресел пару очень длинных белых перчаток и маленькую фетровую шляпку с ярко-зеленым пером, приколотым сзади. Почему-то эта шляпка затронула его романтическую жилку, — он и сам не сумел бы объяснить почему… Как проходит жизнь некоторых людей — этого малого, например!.. По типу совсем непохожих на старого лорда, который шагу не делал за околицу, разве иногда выезжал в церковь к обедне.
— За этим поворотом откроется замок Шаннон, — сказал он Нику.
Ник оглянулся и увидел хорошо памятную ему башню, четким силуэтом выросшую на утреннем небе.
Его охватило чувство, трудно поддающееся анализу, — ощущение близости ко всему окружающему, к этой земле.
Флаг был спущен до середины мачты и выглядел унылым темным пятном на посеребренном небе.
— Вы дома, — сказал проснувшийся Дарси. Ник хотел ответить, но голос его не слушался.
Он один переступил через порог. Дворецким по-прежнему был старый Верней. Они пожали друг другу руки. Рука Вернея дрожала.
Старик сказал:
— Завтрак приготовлен в утренней гостиной, сэр!
Ник сидел за столом один, Верней прислуживал.
Все те же красные лакированные шкафчики, которые привез с собой один из Иннишаннонов, совершивший кругосветное путешествие; и старая пуншевая чаша на том самом месте, где всегда держал ее дядя Майкл.
