Я говорю:
— Парни, делайте ему искусственное дыхание, а я сбегаю за лекарствами. Знаете что-нибудь про искусственное дыхание?
Они знали только как останавливать, поэтому я показал основные движения и пулей в лабораторию — за жестким диском.
Там пока было тихо: Веник готовил робота к акту суицида.
Разворачиваю системный блок к лесу передом, а на панели замочки и винтики с секретками. Без кувалдометра не открыть!
С досады огляделся — что бы такое прикарманить — и картинку с божеством со стены снял. На память.
Потом в предбанник, к шкафчику с костюмами химзащиты. Хорошие костюмы: легкие, компактные — не то, что отечественные скафандры. Схватил несколько комплектов в охапку и бегом на палубу, пока Лариски куратора до инфаркта не долечили. Успел: Федор Федорович в коме, но все еще дышит.
Отогнал спасателей и говорю:
— Вы, парни, в лабораторию не ходите — там бомба. Только что обнаружили.
Лариски переглянулись и та, которая помрачнее, прорычала:
— Какие мы тебе парни, говнюк! Протри глаза.
— А может ты хочешь, чтобы мы надрали тебе задницу? — эхом отозвалась вторая. — Или ты гомик и бережешь ее для друзей?
Полезная вещь боевики — практически к любой ситуации оттуда можно выдрать подходящую фразу:
— Расслабьтесь, детки, мне не нужны неприятности! Скажите своему шефу про бомбу — пусть саперов высылает. А я пока займусь раненым.
Они посовещались и решили, что моя задница никуда не денется, а от бомбы всего можно ждать.
Едва удалились, я упаковал Сперанского в химзащитное облачение, оделся сам и принялся ждать подрывных дел мастера.
Глава пятнадцатая
Давно замечено, что ждать и догонять самые приятные из всех возможных удовольствий. Но я предпочел бы догонять Липского, чем тупо ждать его появления.
Условленные десять минут прошли пока мы с Ларисками транспортировали куратора и дискутировали по поводу половых признаков. Еще около десяти минут ушло на беготню и переодевание. И время остановилось.
Пою про себя песню о гибели «Варяга» и думаю, что спирт вылил зря, а новую жизнь начал поздновато — в момент трагического окончания старой.
Только начал прокручивать перед мысленным взором события детства, на палубе появляется Веник. Запыхавшийся, всклокоченный, с небольшим деревянным ящиком под мышкой. Заметил меня, помахал свободной рукой и трусцой к нам.
— Ну ты и… — намекаю.
— Гвоздик, прости, раньше никак не мог. Кастратыч, блин, гидра мезозойская, не рубит в пиротехнике!
— Ладно, сколько до взрыва осталось?
— А нисколько! Открой рот и закрой глаза.
Дельный совет, как оказалось.
То, что случилось потом невозможно описать используя только словарь Даля. Нет там нужных эпитетов!
Передать это словами типа «трах-тарарах» недостойно мужчины, поэтому в газетных хрониках просто отмечают, что в результате взрыва повылетали стекла в близлежащих домах. Все врут газетчики — у меня чуть глаза не повылетали.
КАК…..!!!
И СЛЕДОМ, ВДОГОНКУ — …!!!
И ЕЩЕ РАЗ…!!!
Хорошо, что Генриетты Карловны с нами не было.
Пароход вздрогнул, как боксер-тяжеловес, которому в лоб выстрелили из рогатки: палуба ходуном, вибрация, крен градусов тридцать! Потом, правда, выпрямился.
Конечно, такой громадине как «Мицар» этот взрыв что слону дробина. Чтобы его потопить ядерный заряд нужен.
Однако и мы кое-чего добились — Сперанский ожил.
— Что?! Где?! Сергей Сергеич!!! — глаза у него тоже сохранились, но из орбит повылезали.
Тут по всему пароходу зазвенели частые пронзительные звонки, а с противоположного борта донеслись человеческие крики. Нам отсюда не разглядеть, что происходит, но зато и нас никому не видно. Что радует!
Я кидаю Венику химзащитный комплект, а Сперанскому говорю:
— Ваши ликвидированные диверсанты лабораторию взорвали! Ночью подложили бомбу с часовым механизмом, чтобы всех разом накрыть. Вместе с оборудованием. Хорошо, что мы ее вовремя заметили!
— Сергей Сергеич… — стенает.
Мне его жалко, дурака старого, но ничего не поделаешь, надо пугать:
— Взрыв ерунда, мелочи жизни. А вот вирусы разлетелись — дело серьезное! Вам прививку от лихорадки Эбола когда последний раз делали?
— Какого Ебола?
— Эбола? Ну, на самом деле это обычная лептоспирозная желтуха, а вирусом Эбола её патологоанатомы прозвали. Ерунда в сущности. Легкий насморк, если сравнивать с той же черной оспой.
Химзащитный костюм испарений не пропускает, но что-то такое я почувствовал. Неприятный запах.
Веник закончил облачаться и рядом присел:
— Слушай, одень ему противогаз! Вдруг еще не заразился…
Я достаю маску и протягиваю Сперанскому:
— Да пожалуйста! Только сейчас ему противогаз, что мертвому — припарка. Помнишь, как в Бирмингеме заразилась лаборантка?
— Когда вирус по вентиляции на второй этаж забрался? Кажется, в семьдесят восьмом это было: она сама умерла, да еще и мать заразила?
— Ну! А говоришь — противогаз. Ему вакцина нужна.
Сперанский взметнулся как пограничник по тревоге:
— Вакцина? Есть у вас? Любые деньги — только помогите! Любые!
— Слушайте, — говорю, — я вам разъясню ситуацию, только обещайте больше не падать в обморок. Обещаете?
Он зубы сжал и головой кивает — дескать, готов к самому худшему.
— Так вот, экипаж можно считать уже мертв — в живых останемся только мы с Липским, потому что у нас иммунитет практически ко всем заболеваниям. Работа такая. А остальным гроб! И вам тоже, если срочно не доставить вас в клинику. Дня три в вашем распоряжении, я думаю.
— А господину Президенту сказать, и пускай самолет с лекарствами вызывает! Реактивный, если…
