Хунхуза со Сперанским впереди — двери открывают и устилают дорогу скрюченными телами, а мы трое замыкающие: Липский с ящиком и я с особой, приближенной к императрице Анне Иоановне.
До капитанского мостика добрались без проблем, а там заминка с дверью случилась: не слушается куратора, хоть тресни! Он и просил, и угрожал — ногой на неё топал, но должного впечатления не произвел. А массой она с тонну.
Называлась картина: 'Водолаз Садко в приемной морского царя'.
Веник по-своему насладился, да как крикнет президентским фальцетом; Федор Федорович залег, а дверь поползла в сторону.
Хунхуза змеей втянулась в проход — едва образовалась щель, а когда вошли мы, внутри царило умиротворение: кругом перемигивались хитроумные приборы, булькала и посвистывала кофеварка, а в углу прикорнули друг на друге двое вахтенных.
Эх, прогуляться бы с ней по ночной Одессе…
Огляделся — не мостик это, а капитанский мост! Мостище: по нему не ходить, а на велосипеде ездить. На три стороны, рядами, огромные прямоугольные окна — все море просматривается. И назад тоже окна, по два с каждой стороны.
Обстановка шикарная: восточные ковры, дорогие кожаные диваны, полированное дерево и приборы, приборы, приборы — на столах, стойках и даже в проемах между окнами.
Хунхуза отыскала среди них какой-то особо умный ящик и быстро-быстро забегала пальцами по клавиатуре.
На экране сразу картинка поменялась: протянулись тонкие горизонтальные и вертикальные линии, а под ними сжались в тесную кучку извилистые контуры островов. Или берегов? Навигация…
Тем временем, мы с Веником почтительно, как командующего эскадрой, усадили баронессу в капитанское кресло.
Та на нас ноль внимания: изучает вытащенный у меня из кармана листочек с божеством.
И как только умудрилась выудить — дырку что ли в химзащите прогрызла? То-то я по дороге щекотку чувствовал…
— Где вы это взяли? — спрашивает. Совсем как декан технологического факультета, который однажды застал нас с Веником за распитием бутылки 'Солнцедара'.
Маркиз тоже вспомнил этот эпизод и отвечает автоматически:
— Отняли у первокурсников!
Она окинула его изучающим взором и обернулась ко мне:
— Второй вирусолог? Почему такой худой?
Липский руку к голове приложил и, как в анекдоте, рапортует:
— Глисты, мэм! Работа вредная, плотют мало…
— А зачем вино пьешь?
— Травлю-с.
Знал бы, придурок, с кем связывается — она же глазами как рентгеном просвечивает. Заглянула ему в двенадцатиперстную кишку и говорит:
— У тебя не глисты, а холицестит. Печень в плохом состоянии, желчегонные протоки засорены, в пузыре камешки.
Опешили мы оба, но он сильнее. Я то видел уже баронессу в действии.
Говорю для разрядки:
— Анхелика, а что это такое, на листочке?
— Абраксас? — она на секунду задумалась, а потом посмотрела на меня изучающе. — Пифагореец Василид из Александрии, живший в первом столетии, употреблял это слово для обозначения Божества, Наивысшего из Семи, имеющего триста шестьдесят пять добродетелей. Абраксас это антитип Солнца, если только ты понимаешь о чем я говорю. Его имени соответствует священное еврейское слово Шемхамфораш, обобщенное имя Бога.
— А для чего оно нужно?
— Защитная магия. Если снимок сделан с настоящего амулета, то…
— То, что? — не выдержал я.
— …то это заклинание. Очень мощное защитное заклинание, о существовании которого ходили легенды.
Только собрался порасспросить ее подробнее — к нам подкатывается куратор, до этого наблюдавший за Хунхузой:
— Сергей Сергеич, а когда начнется заболевание?
Из предосторожности противогаз он не снял.
— Вы имеете в виду падеж? — очнулся после просвечивания маркиз.
Тут Хунхуза оторвалась от компьютера:
— No more bullshit! Listen to me and repeat as follow: 'Computer!'
— Computer! — профальцетил Веник.
— Slow speed, — скомандовала Хунхуза.
— Slow speed! — продублировал он голосом президента.
— Command accepted, please enter the password, — вежливо попросил компьютер.
Хунхуза застонала, обхватила голову руками и уткнулась лицом в тубус радара. Плечи ее начали мелко вздрагивать.
— Сергей Сергеич, — заволновался куратор, — нечего терять время! Если она узнала дорогу, нужно садиться в шлюпку и уезжать.
— Сядешь ты на полном ходу! — злобно ответил Липский и повернулся ко мне. — Помнишь, я предупреждал, что она дура? У диверсантов голова боевой орган, а не мыслительный!
А у меня в голове пусто, будто я диверсант. И еще жаль Хунхузу.
— Command aborted, — доложил компьютер.
— Паспортное слово не должно быть сложным, — задумчиво сказала Анхелика. — Один мой друг катал нас на яхте и я слышала, как отдаются морские команды. Когда яхта подходила к берегу, капитан кричал 'Shit!', 'Shit!', 'Shit!' и отдавал команды матросам очень быстро. А другой человек повторял за ним все кроме «Shit». Такой порядок на всех кораблях — быстро отдавать команды и повторять, чтобы никто ничего не перепутал.
— Тогда оно должно меняться! — предположил Веник. — Если это простое, короткое слово и его знают все вахтенные, то за каким чертом оно вообще нужно? Вероятно, при смене вахт его заменяют на новое. По какой-то системе. По какой?
— Давай спросим, — я показал на тела моряков.
Маркиз склонился над ними:
— Дохлый номер. Отличницей, видать, была. У-у, зубрилка несчастная…
— А если оно где-нибудь записывается? В судовом журнале?
— Тогда какой смысл в этой процедуре? — возразил Веник. — Скорее, на смене вахт звонит этот долбанный Президент и каждый раз сообщает новое. Если где и записано, так только у него.
— А ночью? Ночью они ведь тоже меняются?
— Ну чего ты пристал! Откуда я знаю? — занервничал маркиз. — Сейчас позвонит кто-нибудь из этих недобитых пожарников…
Только сказал — взрывается телефон.
Не раздумывая, Веник снял трубку, рявкнул: 'I'm busy!' и швырнул ее на место — в образ вошел.
— Ваше Величество, господа ученые, секретное слово знает аятолла Ширази, — разродился Федор Федорович, захваченный общей скорбью.
— Я уже думала о нем, — ответила Анхелика. — Пожалуй, придется снова встретиться.
— Шесть месяцев я охотилась за его задницей! — прошипела Хунхуза, отрываясь от локатора. — Но так и не смогла подобраться. Этот иранский ублюдок дерется на расстоянии — я даже не знаю, как называется это боевое искусство.
— А это не боевое искусство, — объясняет баронесса, — хотя темные люди прозвали его 'астральным карате'. На самом деле это магия. Если подняться на самый верхний уровень астрала, становятся видны
