— Мисс Камерон, это Филип Адлер.
Она почувствовала, как пересохло у нее в горле.
— Извините, — продолжал Адлер, — но я не мог раньше поблагодарить вас за тот дар, который вы преподнесли моему фонду. Я только что вернулся из Европы…
— Я сделала это от всего сердца, — сказала Лара, лихорадочно стараясь найти повод, чтобы продолжить разговор. — Да, между прочим, мне было бы очень интересно поподробнее узнать о вашем фонде. Может быть, как-нибудь встретимся, и вы мне о нем расскажете?
После минутной паузы Филип предложил:
— В субботу вечером состоится благотворительный ужин в «Уилдорфе». Мы могли бы там увидеться. Вы будете свободны?
Лара быстро взглянула на календарь. На этот день у нее был назначен ужин с одним техасским банкиром. Она не задумываясь решила:
— Да. Я с удовольствием приду.
— Чудесно. Пригласительный билет для вас я оставлю у портье.
Когда Лара положила трубку, она от радости прямо-таки светилась.
Филипа Адлера нигде не было видно. Лара протискивалась через огромный зал, слушая на ходу обрывки разговоров.
— …И тогда ведущий тенор сказал: «Доктор Клемперер, мне осталось взять только два верхних „до“. Вы послушаете их сейчас или на концерте?»
— …О, признаю, он великолепно владеет смычком. Его динамика и длинноты великолепны…, но tempi! Tempi! Упаси Бог…
— …Да вы с ума сошли! Стравинский чересчур схематичный. Его музыка словно написана роботом. Все свои чувства он держит при себе. Барток же — его полная противоположность. Стоит вам открыть шлюзы своей души — и вас сразу захлестнут эмоции…
— …Я просто терпеть не могу ее манеру исполнения. Как можно так уродовать музыку Шопена!
Все вокруг говорили на каком-то загадочном, непонятном Ларе языке. И тут она увидела окруженного восторженными поклонниками Филипа. Лара протиснулась поближе и услышала, как привлекательная молодая женщина с жаром говорила ему:
— Когда вы играли Сонату си-бемоль-минор, я чувствовала, как улыбается Рахманинов. Ваши интонации, ваше звучание, ваше мягкое, лирическое прочтение произведения… Великолепно!
— Спасибо, — улыбнулся Филип. Затем принялась изливать свои чувства какая-то дама средних лет с аристократическими манерами:
— Я все слушаю и слушаю вашу запись «Наtmerklavier». О Боже! Какая в ней всепобеждающая жизненная сила! Наверное, вы единственный в мире пианист, который по-настоящему понимает эту бетховенскую сонату…
Филип увидел Лару.
— Ах, прошу прощения, — пробормотал он и устремился к ней. — Здравствуйте. — Он взял ее за руку. От его прикосновения она затрепетала. — Рад, что вы смогли прийти, мисс Камерон.
— Благодарю вас. — Она огляделась вокруг. — Сколько народу! Он кивнул:
— Да. Как я понимаю, вы поклонница классической музыки?
Лара вспомнила песни своего детства: «Анни Лори», «Бегущая во ржи», «Родные холмы»…
— Да, — сказала она. — Отец воспитал меня на классической музыке.
— Еще раз хочу поблагодарить вас за ваш щедрый дар.
— Ваш фонд меня очень заинтересовал. Я бы хотела узнать о нем. Если…
— Филип, дорогой! Нет слов! Превосходно! — Адлера вновь окружили почитатели его таланта.
Стараясь перекричать сыплющиеся со всех сторон комплименты, Лара повысила голос:
— Если на будущей неделе вы свободны… Филип покачал головой:
— Сожалею, но завтра я улетаю в Рим.
— Ах! — Лара почувствовала внезапный приступ досады.
— Но через три недели я вернусь. Надеюсь, тогда мы сможем…
— Замечательно! — Она воспрянула духом.
— …провести вечер, беседуя о музыке.
— Конечно. — Лара улыбнулась. — Я буду с нетерпением ждать.
В этот момент в их разговор вклинились двое мужчин. У одного волосы были завязаны сзади в «конский хвостик», у другого в ухе блестела серьга.
— Филип! Рассуди нас. Когда ты исполняешь Листа, что, по-твоему, важнее — интенсивные пассажи, которые придают музыке колоритное звучание, или легкие, лирические фрагменты, позволяющие тебе продемонстрировать виртуозную технику?
Из этого вопроса Лара не поняла ровным счетом ничего. Мужчины окунулись в дискуссию о сонористике и долгих звуках. Лара увидела, как оживилось лицо Филипа. «Это его мир, — сказала она себе. — И я должна найти способ проникнуть в него».
Утром следующего дня Лара приехала в Манхэттенскую музыкальную школу. Она обратилась к сидевшей в приемной женщине:
— Я бы хотела повидаться с одним из преподавателей музыки.
— С кем-нибудь конкретно?
— Нет, все равно.
— Будьте добры, подождите минутку. — Женщина удалилась в другую комнату.
Через некоторое время к Ларе подошел маленький седовласый человечек.
— Доброе утро. Меня зовут Леонард Мейер, — представился он. — Чем могу служить?
— Меня интересует классическая музыка.
— А, вы желаете поступить в нашу школу? На каком инструменте вы играете?
— Ни на каком. Я просто хочу побольше узнать о классической музыке.
— Боюсь, что вы обратились не по адресу. Это школа не для начинающих.
— Я заплачу вам пять тысяч долларов за две недели работы.
Профессор Мейер заморгал глазами.
— Простите, мисс…, запамятовал ваше имя…
— Камерон. Лара Камерон.
— Вы согласны заплатить мне пять тысяч долларов за две недели разговоров о классической музыке? — Он с трудом подбирал слова.
— Совершенно верно. Если хотите, можете передать эти деньги в стипендиальный фонд.
— Это совсем не обязательно. — Профессор Мейер понизил голос. — Пусть это останется между нами.
— Очень хорошо.
— И когда же…, э-э-э…, вы желаете начать?
— Сейчас.
— В настоящее время у меня урок, но если вы соизволите минут пять подождать…
Лара и профессор Мейер сидели одни в просторном классе.
— Итак, давайте начнем с самого начала. Вам что-нибудь известно о классической музыке?
— Почти ничего.
— Понятно. Ну что ж, существуют два способа восприятия музыки, — приступил к своей лекции профессор, — интеллектуальный и эмоциональный. Один умный человек сказал, что музыка помогает человеку раскрыть потаенную сторону его души. Именно это и отличает любого выдающегося композитора. Лара сидела и внимательно слушала.
— Вы знакомы с творчеством хоть какого-нибудь композитора, мисс Камерон?
— Боюсь, что нет, — улыбнулась она. Профессор нахмурил брови.
— Признаться, я не совсем понимаю ваш интерес к…
